
Размер дохода обычно зависит от того, насколько ты готов рискнуть. Высок риск – высока и зарплата. Выбирай что по душе.
Я рискнула и теперь сижу в долгах и кредитах. Всё летит в тартарары. Но я всё ещё хочу пить шампанское, закусывая бутербродами с икрой. И не абы какими! Икра должна быть свежайшая, в ястыках, посыпанная солью, а хлеб пропитан запахом морского ветра и копотью от костра. Совсем как у дяди, младшего брата мамы, любимейшего из всех моих дядь.
Он самый шебутной в нашем роду, дикий, вспыльчивый и в то же время наивный и безрассудный. В детстве катал меня на мотоцикле и чуть не убил, не заметив, как я почти упала с заднего сиденья. Ногами я крепко держалась, а вот туловище никак не могла поднять. Дядя летел на скорости, и мои волосы подмели половину переулка, пока добрые люди не перекрыли путь и не остановили его.
Помню, как он любил ходить на танцы, когда все сходили с ума по брейк-дансу. Как же дядя отплясывал! Тогда в моде были штаны-«дудочки». Дяде очень хотелось иметь такие штаны.
Как-то ранним утром он нашёл в сарае старые клёши и сел за швейную машинку. Резал, строчил, примерял, распарывал, снова строчил, примерял… Мы с братом сидели на кровати напротив и молча наблюдали за его работой, нам было жутко интересно, что же из этой катавасии получится.
Когда до танцев осталось чуть больше часа, дядя наконец вылез из-за стола и с гордостью натянул свои «дудочки». Сели они в облипку. Дядя радовался как ребёнок, стал танцевать, ходить как робот, крутиться на спине. В один момент он встал и с криком «Кия!» задрал ногу почти до лампочки на потолке. Штаны крякнули и с треском разошлись по швам. Дядя со злостью сорвал с себя, что осталось, и, швыряя брючины по всему дому, орал так, что слюни разлетались во все стороны. Мы катались по полу от смеха. На крики прибежала мама.
– Сестрёнка, выручай! Сделай что-нибудь! – кинулся к ней дядя. – Скоро дискотека, а мне идти не в чем.
– Как не в чем? – удивилась мама. – Вон сколько тряпок у тебя! – и открыла шкаф, из которого посыпалась яркая одежда.
– Вот именно что тряпки, – затопал ногами дядя, словно маленький мальчик. – А я хочу идти в «дудочках»!
Мама подняла с пола его произведение искусства, села за машинку и мигом его прострочила, захватив по краям чуть больше, поскольку местами от ткани остались рваные лохмотья.
– Только «кия» больше не делай.
– Хорошо-хорошо, – схватил дядя маму и закружил её по комнате. Кряхтя, еле влез в штаны и, почти не сгибая ноги в коленях, походкой андроида направился в сторону колхозного клуба.
На танцах в тот вечер дядя был неотразим.
– Я буду богатым! – говорил он, когда мы играли в карты. – Куплю вам большой дом, а себе мотоцикл «Ямаха».
– А мне куклу.
– А тебе куклу. Самую красивую, немецкую, с тебя ростом! Я буду богатым, – твердил дядя и рыбачил. И сейчас рыбачит.
У него нет ничего, кроме временной квартиры, выданной спустя тридцать лет вместо сгоревшего дома в несуществующем уже селе Рыбном. Там остались лишь редкие старожилы. Кому-то даже давали квартиры, но что такое для закоренелого нивха-рыбака жить в бетонной коробке – супротив домика у моря? Тут даже сравнивать нечего. Конечно, море!
Звоню дяде. Зимой он отвечает, что наловил мешок корюшки на удочку. Но, говорит, лёд ещё тонкий, опасно, можно провалиться. Летом говорит, что нерпа запуталась в сети, и он еле выпутал эту глупую кусающуюся дуру. Отпустил – жалко стало.
– Старею, наверное, – вздыхает. – Сижу, чиню сейчас сетку, одни клочья от неё остались. А ещё лодка течь дала, буду клеить.
Я слушаю его, и мне становится грустно. Он спрашивает, сколько я зарабатываю. Отвечаю, дядя присвистывает:
– Как много! Ты богачка!
– Ой, дядь, ну какая я богачка, еле-еле концы с концами свожу…
– Нет, ты всё равно богачка. Молодец, крутишься. Рисковая девка! Я горжусь тобой! – и мне хочется плакать от этих слов.
Сегодня с утра он написал, спросил, всё ли у меня в порядке. А у меня проблемы – точно многоголовый дракон. Отрубишь одну голову, а на её месте вырастают две. Отрубишь две, вырастают четыре. В детстве я мечтала, что у нас в огороде именно такие деревья вырастут, только рыбные.
То лето было особенно ярким. Приехал дядя из морей и всем нам привёз подарки: брату ружьё, мне заколки, а маме – какую-то музыкальную картонную коробку. Мама робко открыла её, и мы ахнули: цыплята! Двадцать пушистых жёлтеньких комочка перетекали из угла в угол и щебетали, щебетали!
Дядя шустренько соорудил в огороде маленький курятник и, сунув нам с братом лопаты и жестяные банки из-под тушёнки, наказал насобирать цыплятам червей, но сначала вскопать огород под посадку картошки. Прочертил длинную линию вдоль огорода, взял себе большую часть, а нам дал меньшую, предложил посоревноваться. Родители отлучились куда-то, и дядя, опередив нас на половину огорода, вскопал и нашу часть, строго-настрого наказав не говорить отцу с матерью, что нам помогал. А когда вернулись родители, сказал им, что мы с братом победили его. Мне было тогда семь, а брату пять. Как же мы радовались своей понарошечной победе! А потом уснули уставшие прямо возле курятника, с полными банками червей.
На следующий день мы вышли на вспаханный огород с вёдрами проросшей семенной картошки, порезанной пополам, и мешками свежей разнорыбицы, тоже порезанной наполовину: краснопёрки, камбалы, налима, кунджи, бычка. Дядя делал лунки, мы кидали в лунки рыбу, присыпали её немного землёй, сверху водружали картошку и аккуратно задвигали на ямки горочку земли.
– Зачем мы сажаем рыбу? – спрашивали мы дядю.
– Чтобы выросли рыбные деревья.
– А зачем вы тогда разрезаете рыбу наполовину?
– Чтобы хватило на весь огород.
– Но тогда здесь вырастет только голова, а здесь – только хвост, – указывали мы ногами на закопанные лунки.
– Ой, давайте помогайте и пойдёмте уже ужинать, – ворчал дядя. – Кто не работает, тот не ест!
Я на всю жизнь запомнила эту фразу. Поэтому, когда совсем не стало денег, вышла на подработку в ресторан. Там и работа, и еда. Оплата три с половиной тысячи за выход. Не много за огромный фронт работ, но и не мало для бедного поэта. Дни полетели как один: зашла на работу засветло, вышла затемно. Нет, я не жалуюсь, выползаю из кризиса, к тому же мне попался замечательный коллектив.
Стою у раковины, омываю белоснежные тарелки под журчащим краном и вспоминаю дядю. Вспоминаю, с каким жаром он говорил о богатстве, и сердце в груди сжимается. Мне хочется мигом разбогатеть и исполнить мечты самых дорогих мне людей. Вот дядина мечта – купить телефон, мотоцикл, лодку и мотор «Ямаха». Передать нам, племянникам, опыт морского волка.
Лицо нашего волка покрылось шрамами и морщинами. А под морщинами скрывается мечтающий мальчик. Мне хочется вмиг разбогатеть и подарить этому мальчику игрушки на Новый год. Все хотят радовать своих близких, правда? Не сложилось у дяди большого богатства, хоть и выловил он за долгую жизнь тонны рыбы, потеряв на рыбалке здоровье, отдав ей всю молодость.
И я понимаю, что вроде нет у него ничего – ни денег, ни хорошей одежды, ни славы. Но зато у дяди есть море. Есть свобода: поехать на рыбалку или сидеть дома. Я представляю, как дядя посыпает солью икру в ястыках, потом нарезает её на кусочки, кладёт на хлеб и отправляет всё это великолепие в рот. А затем сидит в лодке и смотрит вдаль, и чайки над ним пронзительно кричат, и нерпы любопытствуют из воды, а косатки где-то вдали поют свои китовые песни.
Мой дядя сказочно богат, намного богаче меня. Просто он об этом не знает. И я вот думаю, что когда-нибудь и я стану такой же сказочно богатой.
Я рискнула и теперь сижу в долгах и кредитах. Всё летит в тартарары. Но я всё ещё хочу пить шампанское, закусывая бутербродами с икрой. И не абы какими! Икра должна быть свежайшая, в ястыках, посыпанная солью, а хлеб пропитан запахом морского ветра и копотью от костра. Совсем как у дяди, младшего брата мамы, любимейшего из всех моих дядь.
Он самый шебутной в нашем роду, дикий, вспыльчивый и в то же время наивный и безрассудный. В детстве катал меня на мотоцикле и чуть не убил, не заметив, как я почти упала с заднего сиденья. Ногами я крепко держалась, а вот туловище никак не могла поднять. Дядя летел на скорости, и мои волосы подмели половину переулка, пока добрые люди не перекрыли путь и не остановили его.
Помню, как он любил ходить на танцы, когда все сходили с ума по брейк-дансу. Как же дядя отплясывал! Тогда в моде были штаны-«дудочки». Дяде очень хотелось иметь такие штаны.
Как-то ранним утром он нашёл в сарае старые клёши и сел за швейную машинку. Резал, строчил, примерял, распарывал, снова строчил, примерял… Мы с братом сидели на кровати напротив и молча наблюдали за его работой, нам было жутко интересно, что же из этой катавасии получится.
Когда до танцев осталось чуть больше часа, дядя наконец вылез из-за стола и с гордостью натянул свои «дудочки». Сели они в облипку. Дядя радовался как ребёнок, стал танцевать, ходить как робот, крутиться на спине. В один момент он встал и с криком «Кия!» задрал ногу почти до лампочки на потолке. Штаны крякнули и с треском разошлись по швам. Дядя со злостью сорвал с себя, что осталось, и, швыряя брючины по всему дому, орал так, что слюни разлетались во все стороны. Мы катались по полу от смеха. На крики прибежала мама.
– Сестрёнка, выручай! Сделай что-нибудь! – кинулся к ней дядя. – Скоро дискотека, а мне идти не в чем.
– Как не в чем? – удивилась мама. – Вон сколько тряпок у тебя! – и открыла шкаф, из которого посыпалась яркая одежда.
– Вот именно что тряпки, – затопал ногами дядя, словно маленький мальчик. – А я хочу идти в «дудочках»!
Мама подняла с пола его произведение искусства, села за машинку и мигом его прострочила, захватив по краям чуть больше, поскольку местами от ткани остались рваные лохмотья.
– Только «кия» больше не делай.
– Хорошо-хорошо, – схватил дядя маму и закружил её по комнате. Кряхтя, еле влез в штаны и, почти не сгибая ноги в коленях, походкой андроида направился в сторону колхозного клуба.
На танцах в тот вечер дядя был неотразим.
– Я буду богатым! – говорил он, когда мы играли в карты. – Куплю вам большой дом, а себе мотоцикл «Ямаха».
– А мне куклу.
– А тебе куклу. Самую красивую, немецкую, с тебя ростом! Я буду богатым, – твердил дядя и рыбачил. И сейчас рыбачит.
У него нет ничего, кроме временной квартиры, выданной спустя тридцать лет вместо сгоревшего дома в несуществующем уже селе Рыбном. Там остались лишь редкие старожилы. Кому-то даже давали квартиры, но что такое для закоренелого нивха-рыбака жить в бетонной коробке – супротив домика у моря? Тут даже сравнивать нечего. Конечно, море!
Звоню дяде. Зимой он отвечает, что наловил мешок корюшки на удочку. Но, говорит, лёд ещё тонкий, опасно, можно провалиться. Летом говорит, что нерпа запуталась в сети, и он еле выпутал эту глупую кусающуюся дуру. Отпустил – жалко стало.
– Старею, наверное, – вздыхает. – Сижу, чиню сейчас сетку, одни клочья от неё остались. А ещё лодка течь дала, буду клеить.
Я слушаю его, и мне становится грустно. Он спрашивает, сколько я зарабатываю. Отвечаю, дядя присвистывает:
– Как много! Ты богачка!
– Ой, дядь, ну какая я богачка, еле-еле концы с концами свожу…
– Нет, ты всё равно богачка. Молодец, крутишься. Рисковая девка! Я горжусь тобой! – и мне хочется плакать от этих слов.
Сегодня с утра он написал, спросил, всё ли у меня в порядке. А у меня проблемы – точно многоголовый дракон. Отрубишь одну голову, а на её месте вырастают две. Отрубишь две, вырастают четыре. В детстве я мечтала, что у нас в огороде именно такие деревья вырастут, только рыбные.
То лето было особенно ярким. Приехал дядя из морей и всем нам привёз подарки: брату ружьё, мне заколки, а маме – какую-то музыкальную картонную коробку. Мама робко открыла её, и мы ахнули: цыплята! Двадцать пушистых жёлтеньких комочка перетекали из угла в угол и щебетали, щебетали!
Дядя шустренько соорудил в огороде маленький курятник и, сунув нам с братом лопаты и жестяные банки из-под тушёнки, наказал насобирать цыплятам червей, но сначала вскопать огород под посадку картошки. Прочертил длинную линию вдоль огорода, взял себе большую часть, а нам дал меньшую, предложил посоревноваться. Родители отлучились куда-то, и дядя, опередив нас на половину огорода, вскопал и нашу часть, строго-настрого наказав не говорить отцу с матерью, что нам помогал. А когда вернулись родители, сказал им, что мы с братом победили его. Мне было тогда семь, а брату пять. Как же мы радовались своей понарошечной победе! А потом уснули уставшие прямо возле курятника, с полными банками червей.
На следующий день мы вышли на вспаханный огород с вёдрами проросшей семенной картошки, порезанной пополам, и мешками свежей разнорыбицы, тоже порезанной наполовину: краснопёрки, камбалы, налима, кунджи, бычка. Дядя делал лунки, мы кидали в лунки рыбу, присыпали её немного землёй, сверху водружали картошку и аккуратно задвигали на ямки горочку земли.
– Зачем мы сажаем рыбу? – спрашивали мы дядю.
– Чтобы выросли рыбные деревья.
– А зачем вы тогда разрезаете рыбу наполовину?
– Чтобы хватило на весь огород.
– Но тогда здесь вырастет только голова, а здесь – только хвост, – указывали мы ногами на закопанные лунки.
– Ой, давайте помогайте и пойдёмте уже ужинать, – ворчал дядя. – Кто не работает, тот не ест!
Я на всю жизнь запомнила эту фразу. Поэтому, когда совсем не стало денег, вышла на подработку в ресторан. Там и работа, и еда. Оплата три с половиной тысячи за выход. Не много за огромный фронт работ, но и не мало для бедного поэта. Дни полетели как один: зашла на работу засветло, вышла затемно. Нет, я не жалуюсь, выползаю из кризиса, к тому же мне попался замечательный коллектив.
Стою у раковины, омываю белоснежные тарелки под журчащим краном и вспоминаю дядю. Вспоминаю, с каким жаром он говорил о богатстве, и сердце в груди сжимается. Мне хочется мигом разбогатеть и исполнить мечты самых дорогих мне людей. Вот дядина мечта – купить телефон, мотоцикл, лодку и мотор «Ямаха». Передать нам, племянникам, опыт морского волка.
Лицо нашего волка покрылось шрамами и морщинами. А под морщинами скрывается мечтающий мальчик. Мне хочется вмиг разбогатеть и подарить этому мальчику игрушки на Новый год. Все хотят радовать своих близких, правда? Не сложилось у дяди большого богатства, хоть и выловил он за долгую жизнь тонны рыбы, потеряв на рыбалке здоровье, отдав ей всю молодость.
И я понимаю, что вроде нет у него ничего – ни денег, ни хорошей одежды, ни славы. Но зато у дяди есть море. Есть свобода: поехать на рыбалку или сидеть дома. Я представляю, как дядя посыпает солью икру в ястыках, потом нарезает её на кусочки, кладёт на хлеб и отправляет всё это великолепие в рот. А затем сидит в лодке и смотрит вдаль, и чайки над ним пронзительно кричат, и нерпы любопытствуют из воды, а косатки где-то вдали поют свои китовые песни.
Мой дядя сказочно богат, намного богаче меня. Просто он об этом не знает. И я вот думаю, что когда-нибудь и я стану такой же сказочно богатой.
Евгения САВВА-ЛОВГУН,
Сахалинская область
Фото: Shutterstock/FOTODOM
Свежие комментарии