Тридцатипятилетняя Людмила – из многодетной семьи. У нее младшие сестра и брат. Все уже люди взрослые, самостоятельные, все живут своей жизнью. У всех семьи.

Одна беда – во взрослую жизнь все трое вышли с одним чемоданом. Ни квартир, ни машин, ни дач в наследство не получили. Родители остались в старенькой панельной двушке, где у каждого из детей своя доля. Но эта доля, конечно, курам на смех. Каждый из детей решает ситуацию с жильем сам, как может.

 

Людмила замужем второй раз. У нее двое детей, один от первого брака, второй от второго. Живут в квартире, принадлежащей мужу. Живут хорошо, тем не менее Людмила прекрасно понимает, что у самой у нее с детьми за душой ни одного своего метра площади. Грубо говоря, если что – она на улице.

Тем не менее живет, а что делать, гонит от себя плохие мысли и всеми силами пытается не допустить никакого «если что», потому что идти некуда. Хотя и роптать–то грех, у младших с жильем еще хуже.

Второму брату тридцать, у него жена, маленький ребенок и кабальная ипотека на двадцать пять лет. Платит с огромным трудом. Жена несколько раз порывалась выйти из декрета, чтоб было легче, но ребенок в сад ходит на денек раз в три недели, болеет просто беспрерывно. В общем, уволилась и сидит дома, время от времени пытаясь что–то подзаработать, то сидя с ребенком подруги, то нанимаясь к соседям мыть полы и окна, но это все капля в море. И помочь некому.

Третьей сестре двадцать пять, живет в гражданском браке в съемной квартире. На вопросы «Что же дальше?» только пожимает плечами. Дальше – неизвестность. Купить квартиру на ее доходы нереально, и даже ипотеку никто не даст.

 

У всех троих теплилась призрачная надежда – бабушкино наследство.

Старушке 84 года, и у нее в собственности приличная двухкомнатная квартира в хорошем районе. Конечно, на троих не Бог весть что, но хоть что–то. Мыслями на этот счет не делились, но каждый в глубине души рассчитывал на часть.

Нет, пусть бабушка, конечно, живет долго, но ведь рано или поздно, так или иначе...

...Несколько месяцев назад бабушка пригласила к себе Людмилу «для серьезного разговора». Оказывается, бабушка при жизни хочет оформить дарственную на свою квартиру на старшую внучку. Целиком, без всякой дележки. Вот такое ее решение. Младшая сестра живет в ГБ, и старушка этого не одобряет, о чем не раз говорила – сестра только отмахивалась. Не хочет слушаться – никакого ей наследства. В конце концов, к родителям уйдет. Брат, как ни крути, все–таки мужик, пусть решает проблемы сам. А у Людмилы двое детей, к тому же из всех троих внуков бабушке ближе именно она.

На следующий день бабушка пригласила «на разговор» всю остальную семью и всем огласила свою волю, чтобы не было недопонимания. А вскоре и поступила так, как хотела – оформила дарственную на старшую внучку.

Как и можно предположить, с этого момента спокойная жизнь в семье кончилась. При бабушке все молчат, но Людмиле уже проели плешь – кто молит, кто требует, кто демонстративно перед ней пьет валидол. Все просто уверены, что Людмила обязана поделиться: после смерти бабушки продать квартиру и разделить деньги на троих.

 

 

Нет, ну юридически–то, конечно, она не обязана.

Но по–человечески?

– Ты одна из троих нормально живешь в квартире! – заявили ей родственники. – Не платишь ни ипотеку, ни аренду! Да у бабки маразм уже!.. Неужели у тебя хватит совести заграбастать все себе?!

Людмила заявила, что пока бабушка жива, никакого разговора ни о чем быть не может. Бабушка будет жить в квартире по–прежнему, а там, мол, посмотрим.

Вечером после этого разговора позвонила мать и попросила Людмилу «в таком случае» отказаться от доли в их квартире – в пользу сестры и брата.

Честно говоря, с самого начала Людмила думала, что надо как–то поделиться, нельзя все забирать себе.

Но в последнее время, глядя на эти скандалы и слушая вопли, ловит себя на мысли, что после всего услышанного в свой адрес – делиться совсем не хочется. Хотя это плохо, наверно – не по–человечески, не по–сестрински, не по–христиански. Совесть у Людмилы болит.

– Ты ненормальная, что ли! – говорит Людмиле лучшая подруга. – Не выдумывай! Вот еще, делиться! Эх, если бы мне вот так кто квартирку подарил...

А вы бы поделились с братьями–сестрами, а?