Матом прошу лечь в больницу

В 2004 году я окончила университет, с трудом нашла работу. Правда, не по специальности и низкооплачиваемую, но для вчерашнего студента без малейшего опыта, и это являлось невероятной удачей. Будущий супруг перебрался в нашу с мамой квартиру, и мы начали планировать дальнейшую совместную жизнь. Мамочка всегда была душой компании и не отказывалась от любого кипеша. Казалось бы, живи да радуйся!

И вот на фоне относительного благополучия в 2005 году мама внезапно заболевает. Причина болезни выяснится только несколько месяцев спустя, когда мамуля станет практически лежачей. И вот тут-то началась всё самое интересное, что разделило мою жизнь на до и после: у мамы обнаружили онкологию. Я была на грани отчаяния.

Маму требовалось каждый месяц возить на курсы химиотерапии, поскольку сама она была очень слабой. Причём возить полагалось строго в день и час, назначенные врачом, и никак иначе. Моя старшая сестра, мамина родная дочь, проживавшая в этом же городе, сразу же заявила: «На меня не рассчитывайте! У меня работа! И деньгами помочь тоже не могу – откладываю дочери на учёбу». Хотя сестра всю жизнь проработала в одной компании, которая десятилетиями числится в нашем городе в ряду самых богатых, плюс получала алименты. Но я молча проглотила унижение. Мне в то время было не до обид, стояла цель любой ценой спасти любимую мамочку.

Ещё до того, как узнали точный диагноз мамы, мы с супругом купили в автосалоне новый автомобиль в кредит. Проценты по нынешним временам показались бы просто драконовскими, но на тот период они являлись «средней температурой по больнице», потому что все банки предлагали примерно одинаковые условия. Единственный плюс этой сделки заключался в том, что, если ты погасишь кредит раньше срока, то процент уменьшается чуть ли не в два раза. Поэтому супруг на работе буквально жил, чтобы поскорее расплатиться с банком. Приходил поздно вечером и уходил ранним утром.

У меня была единственная подруга, с которой мы когда-то прошли огонь, воду и медные трубы. Но, когда мама слегла, она резко «выпилила» меня из своей жизни, сказав напоследок: «Ну, ты держи меня в курсе, если что…» Больше не звонила, перестала отвечать на мои звонки, не говоря уже о встречах. Я оказалась с маминой болезнью один на один.

Да, оставалась ещё моя работа. Я воспринимала её как своеобразную психологическую разгрузку, она помогала переключиться на параллельные темы, не связанные с маминой бедой, поэтому я держалась за своё место как за спасительную соломинку. Но приходилось постоянно отпрашиваться, чтобы отвезти маму в онкоцентр. Со временем это стало заметно раздражать коллег и руководство. Однажды мне начальник прямо в лицо заявил, что личные проблемы нужно решать дома, а не тащить их на работу. И добавил: он поможет мне в этом деле, потому что времени для решения личных проблем отныне у меня навалом. То есть дал понять об увольнении. Они очень настаивали на уходе по собственному желанию, но я упёрлась рогом, и в результате мы расстались по соглашению сторон с материальной компенсацией – пригодилось-таки юридическое образование!

Я не могу назвать обязанности на той работе слишком обременительными. Можно хоть целый день вообще ничего не делать: распечатай два приказа, и всё, до вечера хоть чаи гоняй, хоть книжку читай – никому нет дела. Однако коллегам было важно именно присутствие работника в кабинете. И всё это за смехотворную зарплату, в два раза меньше пенсии мамы!

Вот так сложились мои обстоятельства. А потом состояние мамочки стало стремительно ухудшаться, и мне пришлось тянуть её в одиночку, одевать, кормить, перемещать до такси у подъезда, носить любимую домашнюю еду в больницу, когда её клали в стационар, чтобы она смогла поесть хоть что-нибудь. Сестра иногда приходила в больницу после работы, но навещала маму от силы раз в пять дней, а уж домой к нам являлась, дай бог, раз в месяц. Происходившее в голове не укладывалось, для меня это абсолютно немыслимо! Будущий супруг помогал только поздним вечером, к тому же теперь финансовая нагрузка на нашу семью, хоть и немного, но возросла.

Потом мама стала лежачей уже окончательно, и мне приходилось её ворочать, купать в одиночку, а ещё бегать за лекарствами в аптеку, вести весь быт. В этот момент я узнала, что потеряла ребёнка. Выкидыш случился из-за непомерных нагрузок. Гинеколог меня чуть ли не матом упрашивала лечь в больницу, потому что требовалось стационарное лечение. Но на кого бы я оставила мамочку? О себе мне просто некогда было думать.

И вот как раз в то время у меня стали очень болеть дёсны. Я буквально не могла жевать даже хлеб – настолько было больно. Уже после смерти мамы я определила, что ходила в тот период с неимоверно сжатыми зубами – то ли от беспомощности, то ли из собственной упёртости. Болеть дёсны резко перестали сразу после похорон.

В то время в нашем городе не имелось не только службы психологической помощи, но даже хоть какого-нибудь подобия хосписа. Я варилась в маминой болезни, как в собственном соку. День мой был расписан чуть ли не по минутам, но отдыха в нём не предусматривалось.

И однажды я заметила, что со мной что-то не так. Например, приготовлю обед, и меня тут же клонит на бок. Нет, меня тянуло не спать, а просто полежать, потому что сил ни на что просто не оставалось. Что бы я ни делала, это отнимало абсолютно всю энергию, а ведь нужно ещё переделать кучу дел за день. Но самое страшное – я стала злиться, даже не на конкретного человека, а просто на обстоятельства, и, чтобы не выдать себя, свои негативные эмоции, тратила ещё больше душевных сил. Получился замкнутый круг.

Последние дни жизни мамочки я еле передвигала ноги. Сейчас точно знаю, что если бы мама протянула ещё пару месяцев, то хоронили бы нас обеих. Высшие силы принудительно оторвали нас друг от друга, потому что сама я этого сделать не смогла бы.

После похорон в моей душе наступило такое опустошение, что я не знала, зачем мне жить дальше. Сидела дома одна целыми днями напролёт. Будущий супруг видел моё состояние, но заниматься мной у него попросту не оставалось времени. Сестра отдалилась от нас окончательно, на работу устроиться я не могла из-за крайне тяжёлого психологического и физического состояния. Мысль, что мне уже самой требовалась помощь врача, даже в голову не приходила.

Однажды я нашла оставшийся после мамы морфин в таблетках в лошадиной дозе. Нашла – и решила уйти из жизни, потому что продолжать жить было просто невыносимо. И этот момент я запомнила навсегда.
До сих пор чётко помню свою кисть с зажатым блистером и уже готовую закинуть в рот горсть таблеток – и вдруг её будто кто-то сжал, невидимый, извне, кто-то большой и очень сильный. Сжал так крепко, что я не могла пошевелить ни одним пальцем. Всё ещё собираясь завершить начатое, я взяла ножницы и попыталась ими разжать неподвижные пальцы, чтобы достать таблетки. И не смогла! Кожа от ножниц повредилась, выступила кровь, но пальцы словно были сдавлены какой-то бетонной перчаткой.

У меня началась истерика из-за того, что не получается совершить задуманное, потом я потеряла сознание.

Очнулась раньше, чем пришёл с работы супруг, – и слава богу! Потому что он сразу бы понял моё намерение, и кто знает, как бы отреагировал. В отличие от автора рассказа, я в больницу не попала, но очнулась с твёрдым намерением жить дальше, выкарабкаться из этой психологической могилы, несмотря ни на что. Вот такой пинок мне дал кто-то свыше.

После всего пережитого я могу твёрдо сказать, что нельзя врастать всеми жилами и фибрами в другого человека, даже самого дорогого и любимого. Не знаю, правда, как не врасти, но делать это категорически нельзя! У каждого из нас своё предназначение, своя судьба, своя жизнь, которую мы должны прожить от и до. И если не справляетесь, то бейте во все колокола, обязательно просите, кричите, вопите о своей беде, не закрывайтесь в себе. Ведь получить помощь сейчас гораздо проще, чем 17 лет назад.

Мира всем и благополучия!