Наш дорогой изгой

Нам её заочно представили год назад – мол, очень хочет помогать, спрашивает, можно ли приходить плести маскировочные сети, или что-нибудь другое поручите, она на всё согласна.

Рассказали драматическую историю её жизни. Хамида (назову её так) – таджичка, вышла замуж за русского, он на СВО, офицер. От неё отвернулась вся диаспора. Она стала изгоем среди своих и вот просит разрешения приходить, чтобы как-то заполнить вакуум одиночества. Мы расчувствовались – мол, конечно, очень рады, ждём.

Хамида пришла в тот же день с двумя детками. И стала нашим большим другом.

Теперь о том, какой она одинокий изгой.

В воскресенье у нас в штабе, где мы плетём сети и собираем гуманитарку, кипит работа. Среди тех, кто плетёт, есть сёстры милосердия – мы профессионально ухаживаем за ранеными. Есть те, кто приезжает в госпиталь с гостинцами помогать покормить выздоравливающих – весь перечень того, что можно, строго согласован с диетсестрой и руководством госпиталя. Сижу, делаю нарезку лент «травкой» и «ёлочкой» для сетей. Рядом кипит работа – плетут.

Распахивается дверь, в помещение входит Хамида, с ней пятеро детей (её собственных – двое) и две тихие молчаливые таджикские родственницы. Все обвешаны свёртками и коробками. Детки от четырёх до восьми лет бодро раздеваются и садятся за стол. Они знают, где лежат бумага и фломастеры. Пока взрослые разговаривают, дети успевают кто написать, кто нарисовать послание раненым.

Хамида говорит по-русски очень чисто, не хуже любой из нас. Но эти гортанные восточные интонации! Непередаваемый колорит.

Хамида говорит:
– Мы принесли сто булочек с яблоками.

Две молчаливые родственницы ставят четыре коробки, в которых тщательно упакованы булочки. Дальше начинается настоящий восточный базар. Хамида с помощью родственниц достаёт разные вещи и непрерывно говорит:
– Это зимние ботинки сорок третьего размера, просил раненый, который лежал у стены в челюстно-лицевой. Степан, кажется? – Хамида смотрит на меня.

Я – из тех, кто допущен к раненым. Она по средам всегда приходит с нашей группой и раздаёт угощения – не слишком сладкую, максимально мягкую домашнюю выпечку, а также какие-то вещи, заказанные ребятами.

– Всё верно, заказывал Степан, – отвечаю. – Только это в неврологии было.
– Точно! – говорит Хамида. – Неврология. Степану передал отличные кожаные ботинки дядя Садык, который торгует на «Садоводе». Ботинки отличные, отзывы на них очень хорошие.

Дальше Хамида достаёт спортивный костюм от тётушки Айше, две стопки тёплых носков ещё от какой-то родственницы. Очередной дядюшка «закрыл» просьбы насчёт дезодорантов и резиновых тапочек.

Растёт гора свёртков, сыплются восточные имена тех, кто передал, вычёркиваются из списка потребности ребят. Список ею составлялся прямо в процессе беседы с бойцами. Молчаливые родственницы неутомимо что-то достают, распаковывают, показывают, перепаковывают, по указаниям Хамиды надписывают свёртки. Кому-то звонят, уточняют, снова звонят.

Через двадцать минут Хамида делает паузу, молчаливые родственницы спокойно ждут указаний. Дети откладывают карандаши, складывают стопку писем и рисунков. Одеваются, помогая друг другу, и подходят ко взрослым.

– Итак, до среды? – спрашивает Хамида.

По воскресеньям и средам у нас госпиталь. Хамида специально освобождает в своём расписании среду.

Она берёт с собой пакеты с «бубликами» спанбонда – это будет нарезка лент для масксетей. Вся процессия, возглавляемая Хамидой, организованно покидает наш штаб. Становится тихо и даже пустовато.

Самое трогательное, что через слово Хамида говорит «мой Коля»: «А вот мой Коля…», «зато мой Коля…», «кстати, знаете, что сказал мой Коля?..»

Коля – это любимый русский муж нашего дорогого «изгоя диаспоры».