
Вот уже 15 лет на Пасху я пеку куличи, крашу яйца и ношу их в храм на освящение.
Когда нас атаковала ковидная напасть, всё в жизни людей перевернулось с ног на голову: на работу стали ходить украдкой, как в разведку, гуляли партизанскими тропами, чтобы не заметили специальные люди в форме и без. Храмы от верующих закрыли на амбарные замки, в транспорте разрешалось ездить только по специальным пропускам. За нарушение – большущий штраф. Иногда кажется, что весь этот кошмар происходил в какой-то иной реальности и не с нами. Но, увы, всё это было.
Может, в маленьких населённых пунктах то время переживалось полегче, а в том мегаполисе, о котором идёт речь, людям было очень тяжело и страшно. Никто не знал, когда этот ужас закончится и закончится ли вообще. Но куличи-то я испекла, яйца разукрасила, и куда их теперь девать не освящёнными? Положить перед телевизором? Вариант так себе, явно не для меня.
В то время я ещё была не воцерковленным человеком, скорее являлась «захожанкой», но не пойти в храм на Пасху посчитала для себя как бы предательством. И отправилась пешочком, взяв ценный груз. Добиралась дворами до ближайшей церкви. Идти туда минут 30–40, можно и доехать на автобусе, но мы же помним, для этого нужна справка, да и просто выйти на улицу дальше своего района можно только с разрешением. Редкие прохожие косились друг на друга.
Тем не менее короткими перебежками я дошла до церкви. Но там меня встретили закрытые кованые ворота, у которых стояла бабулечка с сумкой. Она поглядывала по сторонам, словно ища кого-то. Подошла и я, прочитала объявление-постановление: так, мол, и так, храм закрыт по просьбе властей до лучших времён. Оставалось поступить, как в поговорке: поцелуй пробой да ступай домой. Но такой вариант мне показался слишком простым. Недолго думая мы с бабулечкой приняли коллективное решение доехать до Никольского храма в центре города. Точнее говоря, решение приняла бабушка, а я с ней молча согласилась.
Поскольку бабулька опиралась при ходьбе на палочку, поковыляли мы с ней на самой медленной скорости в сторону автобусной остановки, как более безопасного транспорта по сравнению с метро. Ведь в метро незамеченным не пройдёшь, а в наземном транспорте хотя бы есть шанс проехать с добрым кондуктором.
И нам повезло. В салоне, кроме нас и шофёра, с кондуктором ехали всего два-три пассажира. Всю дорогу пожилая женщина рассуждала о безопасных путях передвижения по городу, чтобы не нарваться на встречу с людьми в форме, хотя сама была без маски. Она бросила вскользь, что не боится этой заразы, в которую, в общем-то, и не особо верит. Я поёжилась и спросила, сколько же ей лет. Оказалось, 88! Хотя бабушка выглядела лет на двадцать моложе.
Вышли мы из автобуса в центре города. Потихоньку пошли к храму, одни на всём обозримом пространстве. Идём, а я про себя молюсь, чтобы дойти туда и обратно незамеченными, без задержек. И вдруг навстречу выруливает патруль! Двое мужчин и женщина, в форме. С перепугу я даже не разглядела, в какой именно. Но они следовали прямо на нас. Спрятаться негде, вокруг широкая пустынная улица. Убежать вообще не вариант – у меня, может, и получится, а бабульку куда девать? Душа моя ушла в пятки, но мы идём прямо на патрульных – будь что будет. Патруль, поравнявшись с нами, резко отвернулся, будто дойдя до невидимой черты, и быстро ушёл в сторону. Уф-ф, слава богу!
Мы с бабушкой следуем дальше, доходим до ворот очередной церкви, которые тоже оказались закрытыми. Снова читаем текст объявления о «лучших временах». Тут во дворе запертого храма показались люди. Увидели нас, подошли к ограде, посочувствовали, но увы… Рассказали, что в соседнем районе в храме оштрафовали батюшку на 300 тысяч рублей за то, что на службу пришло двадцать человек, а это нарушение. Мол, всех запугали, и никто нынче освящать куличи мирянам не станет. Дожили!
Ну, делать нечего, перекрестились, поклонились, самое время сдаться и пойти восвояси, и тут женщина говорит:
– А вон там на горке монастырь, давайте туда сходим?
Да не вопрос, я и сбегать могу. Правда, бабулька ходит медленно с батожком, да ещё и в горку.
– Пойдёмте, – согласилась я. – Только сначала вместе помолимся Николаю Чудотворцу, у дверей храма которого стоим, чтобы помог нам освятить куличи и яйца да благодати Божьей получить на Пасху.
Помолились и пошли.
Добрались до монастыря, там нас встретили кованые ворота на замке и та же бумажка с уже знакомым текстом. Одним словом, приплыли. И вдруг бабушка предложила зайти с заднего крыльца. Сказала, что этот храм посещает с незапамятных времён и знает там все ходы и выходы. Я с уважением покосилась на бабульку: наш человек! И снова молча согласилась, только подумала, что другой вход расположен ещё выше и круче. Но раз предлагают, надо брать.
Взобрались, а погода холодная и пасмурная, очень зябко. Но на этот раз ворота, к нашему огромному удивлению, оказались открыты! Мы зашли на территорию монастыря и поинтересовались у встреченного монаха, есть ли батюшки, готовые освятить нашу снедь. Он сочувственно посмотрел на нас – дул холодный ветер, да ещё пошёл дождь, – и рассказал историю про запредельный штраф и что оба батюшки сейчас отдыхают после литургии и тревожить их никто не станет. Но бабуля и тут не сдалась:
– Давайте всё равно зайдём в храм, записочки о здравии подадим, свечки купим.
– А давайте!
В храм мы взбирались по высоченной крутой лестнице. Подали записки, поставили свечи, две пожилые работницы церковной лавки нам также посочувствовали, повздыхали о наступивших временах. Мы раскланялись и уже повернулись, чтобы уйти, но тут у одной из свечниц зазвонил телефон.
– Да, батюшка, – услышала я её речь. – Да, пришли две женщины, они ещё здесь. Задержать их? Вы сейчас придёте?
О Боже, неужели наши молитвы услышаны?
Нас провели в храм к столу, женщины тут же подсуетились, принесли и свои куличи, блюдо с крашеными яйцами. Подошёл священник и провёл обряд освящения. При виде его я не удержалась и воскликнула: «Батюшка, родненький, здравствуйте!» А он засмеялся в ответ. И так захотелось сделать для него хоть что-нибудь хорошее в трудное для всех время…
Позднее я узнала, что этот священник недавно перенёс сложную операцию. Ну хоть развеселила человека. Получив от отца М. благословение, мы со спутницей направились к выходу. Тут небо прояснилось, выглянуло солнышко. Моя душа ликовала. Нас слышат, нас любят! Но многие ли в тот день могли сказать, что у них на Пасху на столе будут стоять освящённые по всем правилам символы Воскресения Христова?
Бабушка совсем осмелела, и мы уверенно направились под горку к ближайшей станции метро. Там предсказуемо нас поджидал ещё один патруль. Он резво подскочил к нам… и точно так же, как и те первые полицейские, свернул в сторону буквально в шаге от нас, будто уткнувшись в прозрачную стенку. Мы уже не удивлялись, будто понимали, что в этот день ничего плохого не случится. Даже попросили скучавшего в отсутствии пассажиров стража правопорядка помочь с покупкой жетонов для входа в метро. Он оживился, помог разобраться с автоматом и даже проводил до турникетов.
Вскоре подошёл поезд, и мы с бабушкой благополучно доехали в совершенно пустом вагоне до своей станции. Как оказалось, живём по соседству – по меркам большого города.
На прощание пожилая женщина дала мне свой номер телефона, однако, к большому сожалению, бумажку я потеряла по пути домой. Она спросила, как меня зовут, и назвала своё имя. Вот его я хорошо запомнила, потому что оно довольно редкое – Евфалия. Бабушка пояснила, что так звали сицилийскую святую, пострадавшую за верность Христу. Но сдаётся мне, спутником моим в тот день был ангел.
Может, в маленьких населённых пунктах то время переживалось полегче, а в том мегаполисе, о котором идёт речь, людям было очень тяжело и страшно. Никто не знал, когда этот ужас закончится и закончится ли вообще. Но куличи-то я испекла, яйца разукрасила, и куда их теперь девать не освящёнными? Положить перед телевизором? Вариант так себе, явно не для меня.
В то время я ещё была не воцерковленным человеком, скорее являлась «захожанкой», но не пойти в храм на Пасху посчитала для себя как бы предательством. И отправилась пешочком, взяв ценный груз. Добиралась дворами до ближайшей церкви. Идти туда минут 30–40, можно и доехать на автобусе, но мы же помним, для этого нужна справка, да и просто выйти на улицу дальше своего района можно только с разрешением. Редкие прохожие косились друг на друга.
Тем не менее короткими перебежками я дошла до церкви. Но там меня встретили закрытые кованые ворота, у которых стояла бабулечка с сумкой. Она поглядывала по сторонам, словно ища кого-то. Подошла и я, прочитала объявление-постановление: так, мол, и так, храм закрыт по просьбе властей до лучших времён. Оставалось поступить, как в поговорке: поцелуй пробой да ступай домой. Но такой вариант мне показался слишком простым. Недолго думая мы с бабулечкой приняли коллективное решение доехать до Никольского храма в центре города. Точнее говоря, решение приняла бабушка, а я с ней молча согласилась.
Поскольку бабулька опиралась при ходьбе на палочку, поковыляли мы с ней на самой медленной скорости в сторону автобусной остановки, как более безопасного транспорта по сравнению с метро. Ведь в метро незамеченным не пройдёшь, а в наземном транспорте хотя бы есть шанс проехать с добрым кондуктором.
И нам повезло. В салоне, кроме нас и шофёра, с кондуктором ехали всего два-три пассажира. Всю дорогу пожилая женщина рассуждала о безопасных путях передвижения по городу, чтобы не нарваться на встречу с людьми в форме, хотя сама была без маски. Она бросила вскользь, что не боится этой заразы, в которую, в общем-то, и не особо верит. Я поёжилась и спросила, сколько же ей лет. Оказалось, 88! Хотя бабушка выглядела лет на двадцать моложе.
Вышли мы из автобуса в центре города. Потихоньку пошли к храму, одни на всём обозримом пространстве. Идём, а я про себя молюсь, чтобы дойти туда и обратно незамеченными, без задержек. И вдруг навстречу выруливает патруль! Двое мужчин и женщина, в форме. С перепугу я даже не разглядела, в какой именно. Но они следовали прямо на нас. Спрятаться негде, вокруг широкая пустынная улица. Убежать вообще не вариант – у меня, может, и получится, а бабульку куда девать? Душа моя ушла в пятки, но мы идём прямо на патрульных – будь что будет. Патруль, поравнявшись с нами, резко отвернулся, будто дойдя до невидимой черты, и быстро ушёл в сторону. Уф-ф, слава богу!
Мы с бабушкой следуем дальше, доходим до ворот очередной церкви, которые тоже оказались закрытыми. Снова читаем текст объявления о «лучших временах». Тут во дворе запертого храма показались люди. Увидели нас, подошли к ограде, посочувствовали, но увы… Рассказали, что в соседнем районе в храме оштрафовали батюшку на 300 тысяч рублей за то, что на службу пришло двадцать человек, а это нарушение. Мол, всех запугали, и никто нынче освящать куличи мирянам не станет. Дожили!
Ну, делать нечего, перекрестились, поклонились, самое время сдаться и пойти восвояси, и тут женщина говорит:
– А вон там на горке монастырь, давайте туда сходим?
Да не вопрос, я и сбегать могу. Правда, бабулька ходит медленно с батожком, да ещё и в горку.
– Пойдёмте, – согласилась я. – Только сначала вместе помолимся Николаю Чудотворцу, у дверей храма которого стоим, чтобы помог нам освятить куличи и яйца да благодати Божьей получить на Пасху.
Помолились и пошли.
Добрались до монастыря, там нас встретили кованые ворота на замке и та же бумажка с уже знакомым текстом. Одним словом, приплыли. И вдруг бабушка предложила зайти с заднего крыльца. Сказала, что этот храм посещает с незапамятных времён и знает там все ходы и выходы. Я с уважением покосилась на бабульку: наш человек! И снова молча согласилась, только подумала, что другой вход расположен ещё выше и круче. Но раз предлагают, надо брать.
Взобрались, а погода холодная и пасмурная, очень зябко. Но на этот раз ворота, к нашему огромному удивлению, оказались открыты! Мы зашли на территорию монастыря и поинтересовались у встреченного монаха, есть ли батюшки, готовые освятить нашу снедь. Он сочувственно посмотрел на нас – дул холодный ветер, да ещё пошёл дождь, – и рассказал историю про запредельный штраф и что оба батюшки сейчас отдыхают после литургии и тревожить их никто не станет. Но бабуля и тут не сдалась:
– Давайте всё равно зайдём в храм, записочки о здравии подадим, свечки купим.
– А давайте!
В храм мы взбирались по высоченной крутой лестнице. Подали записки, поставили свечи, две пожилые работницы церковной лавки нам также посочувствовали, повздыхали о наступивших временах. Мы раскланялись и уже повернулись, чтобы уйти, но тут у одной из свечниц зазвонил телефон.
– Да, батюшка, – услышала я её речь. – Да, пришли две женщины, они ещё здесь. Задержать их? Вы сейчас придёте?
О Боже, неужели наши молитвы услышаны?
Нас провели в храм к столу, женщины тут же подсуетились, принесли и свои куличи, блюдо с крашеными яйцами. Подошёл священник и провёл обряд освящения. При виде его я не удержалась и воскликнула: «Батюшка, родненький, здравствуйте!» А он засмеялся в ответ. И так захотелось сделать для него хоть что-нибудь хорошее в трудное для всех время…
Позднее я узнала, что этот священник недавно перенёс сложную операцию. Ну хоть развеселила человека. Получив от отца М. благословение, мы со спутницей направились к выходу. Тут небо прояснилось, выглянуло солнышко. Моя душа ликовала. Нас слышат, нас любят! Но многие ли в тот день могли сказать, что у них на Пасху на столе будут стоять освящённые по всем правилам символы Воскресения Христова?
Бабушка совсем осмелела, и мы уверенно направились под горку к ближайшей станции метро. Там предсказуемо нас поджидал ещё один патруль. Он резво подскочил к нам… и точно так же, как и те первые полицейские, свернул в сторону буквально в шаге от нас, будто уткнувшись в прозрачную стенку. Мы уже не удивлялись, будто понимали, что в этот день ничего плохого не случится. Даже попросили скучавшего в отсутствии пассажиров стража правопорядка помочь с покупкой жетонов для входа в метро. Он оживился, помог разобраться с автоматом и даже проводил до турникетов.
Вскоре подошёл поезд, и мы с бабушкой благополучно доехали в совершенно пустом вагоне до своей станции. Как оказалось, живём по соседству – по меркам большого города.
На прощание пожилая женщина дала мне свой номер телефона, однако, к большому сожалению, бумажку я потеряла по пути домой. Она спросила, как меня зовут, и назвала своё имя. Вот его я хорошо запомнила, потому что оно довольно редкое – Евфалия. Бабушка пояснила, что так звали сицилийскую святую, пострадавшую за верность Христу. Но сдаётся мне, спутником моим в тот день был ангел.
Из письма Елены Мартовой
Фото: Александр КЛЕПИКОВ
Свежие комментарии