
– Владимир, за вашими плечами около восьмидесяти ролей в кино, среди них немало главных. То есть актёрская судьба складывается счастливо. Однако в юности у вас был ещё один вариант жизненного пути – окончить МГИМО и пойти по дипломатической части. Этого хотела ваша мама.
– Дело в том, что у меня замечательный дедушка, генерал-майор ГРУ, дипломат и разведчик, фронтовик. Образец того, каким должен быть настоящий мужчина. Моя мама (заслуженная артистка России Наталья Фекленко. – Ред.) действительно хотела, чтобы в профессии я пошёл по стопам её отца. И я, примеряя в детстве дедушкин китель, вполне допускал, что так оно и сложится. Но этот период оказался коротким. Всё-таки я театральный ребёнок, рос за кулисами Театра сатиры, где служит по сей день моя мама, и этот яркий мир меня к себе перетянул. – Трудно пришлось отстаивать свой выбор?
– Понимаете, в нашей семье никто никому не навязывает свою волю. Мама, конечно, очень старалась вовлечь меня в другую реальность, убеждала, что я должен поступать в МГИМО, а не в театральный. Я даже учился на подготовительных курсах МГИМО, осваивал арабский язык вдобавок к английскому и французскому, которые уже знал. Однако бросил всё это и пошёл учиться в Щукинское театральное. Мама приняла мой выбор и, как мне кажется, сейчас не сомневается, что я поступил правильно. Помню, был ещё момент, когда я как бы пошёл против её желания. Тогда я только-только окончил училище и был, понятное дело, не очень востребован. Мама, переживая за мою актёрскую судьбу, устроила мне показ в Театре сатиры. После показа тогдашний директор Мамедали Агаев сказал: «Мы тебя берём, и ты сразу вводишься в спектакль». А так совпало, что в эти дни у меня проходили съёмки. «Извините, – говорю, – пока не могу» – и назвал причину. В ответ услышал: «Тут государственный театр! Так что выбирай…» И я выбрал съёмки, потому что имел перед людьми обязательства, не мог подвести съёмочную группу даже ради карьеры в государственном театре. Вряд ли мама в тот момент одобрила моё решение, но она и тут дала мне полную свободу выбора.

– Что вы, я сыграл много отрицательных персонажей! В «Универе» – такого… гаденького председателя профкома Олега, в «Смерше» – предателя, в сериале «Золотце» мой герой Эдик тоже тот ещё мерзавец… Причём все они с виду вроде бы приличные люди, не подумаешь ничего плохого, а на поверку оказываются насквозь гнилые. Нет, мне, слава богу, достаются очень разнообразные роли. – И в «Мосгазе» у вас интересная роль – советского эстрадного певца. Кстати, сыграли вы очень убедительно. А какие чудесные песни в репертуаре вашего героя!
– О, песни роскошные! «Я люблю тебя жизнь», «Прощай! Со всех вокзалов поезда…», «Любовь, комсомол и весна»… Классные песни. Они, конечно, вошли не целиком, лишь небольшие фрагменты. Однако на экране вы слышали не мой голос. Я умею петь, но моё исполнение – актёрское. Вокальных данных не хватило для исполнения таких песен. Нужен был профессиональный певец. И за меня в «Мосгазе» поёт мой друг, прекрасный актёр и вокалист Саша Бобров. Причём именно его я порекомендовал режиссёру, когда возник вопрос, кто будет петь за меня. Попробовали ещё множество людей, но остановились на Саше. То есть я изначально был прав. А вообще, должен сказать, что от участия в этом проекте я получил огромное удовольствие. – Каждый год выходят сериалы с вашим участием. При этом вы много играете в антрепризе. Сейчас заняты в нескольких спектаклях. Что скажете тем, кто с некоторым пренебрежением относится к подобному виду театрального дела?
– Что это предубеждение, порождённое былыми временами, когда уровень антрепризных спектаклей действительно сильно отличался от уровня стационарных. И драматургия была низкопробная, и игралось всё в минимальных декорациях – одна занавесочка и два стула. Актёры отправлялись на гастроли с одним чемоданом! Но, я думаю, зрители и тогда с удовольствием смотрели эти спектакли. Честно говоря, в начале двухтысячных годов, когда я учился в Щукинском, и к сериалам было такое же отношение. Считалось зазорным в них сниматься – ведь есть кино, большое настоящее искусство!.. Но в последние двадцать лет, если вернуться к антрепризе, сильно вырос уровень и драматургии, и декораций, и костюмов. Зачастую нисколько не хуже, чем в стационарном театре. Понятно, что нет возможности взять, скажем, некое эпическое масштабное произведение, задействовать семьдесят артистов на сцене – такой спектакль просто не повезёшь по городам и весям. А мы с антрепризой колесим по всей стране. Бываем в таких городах, куда академический государственный театр никогда не приедет, потому что их постановки элементарно не поместятся на сценах домов культуры. А мы помещаемся.

– Сейчас посмотрю… В ближайшие месяцы у меня – Уфа, Питер, Саратов, города Сибири. А ещё Бишкек и Алматы. Очень люблю такие гастроли. Дальше – Нижний Новгород, Воронеж, Ростов, Краснодар… – Наверное, провинциальные зрители смеются громче столичных, когда приходят на водевиль или комедию?
– Я бы так не сказал. И в Москве зритель очень отзывчивый и открытый. Тут, видимо, тоже срабатывают стереотипы, сохранившиеся из других времён. Вот, например, говорят: в Петербурге публика холодная, расшевелить её трудно. А я, приезжавший туда несчётное количество раз, всегда видел теплейший приём. Или говорят, что в том же Питере всегда плохая погода. А я там был в начале осени, и стояли солнечные дни!

– Да, пришёл однажды на съёмочную площадку и в новой команде гримёров увидел прекрасную девушку. Она мне сразу понравилась, а вот я ей в первые пять минут – нет. Камилла потом признавалась, что подумала: вот ещё один дёрганый и вертлявый артист, которого трудно гримировать. Но я в её кресле замер и мог смотреть только ей в глаза, отчего девушка немного смущалась и очаровательно улыбалась. Это было в апреле 2009-го. А уже в июне мы стали жить вместе. На Новый год я сделал Камилле предложение. И 1 июля 2010 года мы поженились. Так я обрёл очень мудрую, чуткую и заботливую жену. (Улыбается.) А двенадцать лет назад нас стало трое. – Сейчас так трудно воспитывать детей в уважении к семейным ценностям, потому что они теряют свою значимость, кажутся чем-то старомодным. Согласны?
– Нет, не согласен. Я сужу по сверстникам, друзьям – все так или иначе стремятся обрести прочные, надёжные отношения, хотят иметь детей. По большому счёту, хотят быть счастливыми. Конечно, идеальных людей нет, все мы совершаем ошибки, а семья в высшем смысле – это пространство, где тебя принимают безусловно, таким, какой ты есть. Там знают о твоих недостатках, знают о неспособности с чем-то справиться, но помогают тебе, поддерживают, окружают заботой. Как это может потерять значимость? Не может. А что касается воспитания детей, то, я считаю, наша родительская задача – так их любить, так о них заботиться, так подготовить их к жизни, чтобы они, наши дети, научились обходиться без нас. – Детство у Мирославы, наверное, такое же, как у вас, – иностранные языки, музыкальная школа?..
– Музыкальной школы нет. У неё танцы, поскольку дочь очень хорошо танцует, и художественная школа, поскольку очень хорошо рисует. А ещё Мирослава поёт в школьном хоре. – То есть у неё есть выбор творческого жизненного пути. Однако в одном интервью вы сказали, что видите у дочери артистические способности. Сказали это с одобрением. В отличие от своей мамы, вы не станете отговаривать дочь от актёрской стези?
– Мама, зная все превратности этой профессии, опасалась, что я не добьюсь в ней больших успехов и это станет жизненной неудачей. Но меня даже такая перспектива не пугает. Скажем, если человек окончил финансовый институт – он что, обязательно станет министром финансов, воротилой мировых бирж? Ну нет же. Большинство выпускников этого вуза станут среднестатистическими бухгалтерами. Условно – середняками. Да, артистам, может быть, тяжелее с таким смириться, поскольку у них амбиции. Однако если актёрская профессия – это призвание, если тебя непреодолимо влечёт выходить на сцену и никакие рассудочные соображения не помогают от этого избавиться – что тогда делать? А ничего не сделаешь. Значит, надо выходить на сцену. Пробовать. Кстати, есть вероятность, что потом эта тяга к лицедейству пройдёт. И тоже не страшно – человек сможет выбрать другой путь. В наше время вообще глупо ждать от детей, что они в восемнадцать лет выберут профессию, которая останется с ними навсегда. Сейчас можно три жизни прожить за одну жизнь, окончить вуз по одной специальности, работать по другой, потом ещё раз переучиться и так далее. Тут главное, чтобы человек, в данном случае моя дочь, выбрал дело, от которого будет получать удовольствие. Для меня это основа. Я помню своё эмоциональное состояние, когда учился в театральном институте. Как это было безумно интересно! Я летел туда, несмотря на страх, несмотря на то что не всё получалось. Выходил на площадку каждый день и мог услышать от педагогов совсем не лестную критику. Но интереснее той учёбы ничего не было. Фехтование, танец, сценический бой, акробатика, мастерство, наблюдение – всё это меня безумно увлекало! И хочется, чтобы каждый человек, тем более мой ребёнок, занимался только тем, от чего душа раскрывается и крылья вырастают за спиной. – Традиция вечернего чтения книг с дочкой, о которой вы рассказывали журналистам, сохраняется?
– Увы, уже нет. Знаете, есть такая история о Гюставе Флобере: он до десяти лет вообще не умел читать, и сёстры над ним глумились, а он отвечал: «А зачем мне уметь читать? Мне папа читает». (Смеётся.) Я действительно очень любил это времяпрепровождение: лечь вечером вместе с Мирославой и читать ей какие-нибудь сказки или чудесные английские романы для подростков. Я и сам увлекался сюжетами! К сожалению, теперь эта история в прошлом. Дочери двенадцать лет, и сейчас она читает не так много, как мне хотелось бы. Впрочем, должен признаться, я тоже стал мало читать. На меня в этом смысле негативно подействовала пандемия. Я в то время набрал кучу книг, чтобы читать в изоляции, но осилить не смог – видимо, подействовала нервная обстановка, я просто утратил привычку углублённого внимательного чтения. И вот что ещё хочу сказать по этому поводу. Мы сейчас ругаем детей за то, что они смотрят свои сериалы. А нас родители в своё время ругали за то, что лежим и читаем книжки, ничего полезного не делаем. Родители всегда найдут повод «включить» нравоучения! Так вот, мир стал другим – изменился и язык восприятия. По сути сериалы заменили нам романы. Раньше мы влюблялись в книжных героев, они становились почти нашими родственниками, мы с ними буквально проживали эти пятьсот-шестьсот страниц. Всё потому, что нас увлекала описываемая история. И разве так уж важно, каким языком эта история передаётся? Да, вероятно, книжный язык лучше, но вот так получилось, что сейчас книги уходят на второй план. И моя дочь не читает, а смотрит много историй, которые её волнуют. А это значит, что она эмоционально вовлекается, развивается и одновременно развлекается. Но я всё же надеюсь, что когда-нибудь Мирослава полюбит и чтение.

– О, это с нами навсегда. Раньше мы обязательно всей семьёй путешествовали три-четыре раза в год, выезжали и к тёплым морям, и в европейские города, и к каким-нибудь природным красотам, катались на горных лыжах… Сейчас поездок стало, конечно, меньше, однако мы по-прежнему любим странствовать и не упускаем любой возможности. Прошлым летом отдыхали с друзьями в Египте. Три семьи с детьми. Дети, которым родители предоставили полную свободу, сдружились и прекрасно проводили время своей компанией. Дочка была в восторге! Кстати, мы берём её в поездки с полугода. Иногда рассказываю Мирославе, где она уже побывала, в ответ слышу: «Я что, и там была?» А вообще вы замечали – когда находишься в другом городе, в другой стране, то время течёт по-особенному, день становится намного длиннее? Так что мой совет: путешествуйте, друзья! Путешествия продлевают жизнь и удлиняют время. Расспрашивала
Марина БОЙКОВА Фото: PhotoXPress.ru
Опубликовано в №4, февраль 2025 года
Свежие комментарии