Заслуженный артист Владимир Иванович Зайцев известен не только благодаря харизматическим героям, которые составляют его фильмографию, но и благодаря голосу. Актёр много лет является мастером озвучения, поэтому неудивительно, что его стали называть «самым дорогим голосом страны». Зрители слышат его, когда смотрят фильмы с Джейсоном Стэтхэмом, Хитом Леджером, Уиллемом Дефо, Робертом Дауни-младшим или Брэдом Питтом.
Его голосом говорят и многие другие звёзды Голливуда. Также он несколько лет звучал за кадром в популярной комедии «Наша Раша» («Жители Челябинска настолько суровы…»). А ещё Владимир Зайцев известен как диктор радиостанции «Юмор FM». Помимо сериалов и дубляжа, актёр Владимир Зайцев много лет работает в Театре имени Ермоловой. Ну а поводом для нашей встречи стала премьера десятого сезона популярного сериала «Молодёжка. Новая смена».
– Владимир Иванович, вы востребованный актёр, в вашей творческой биографии более двухсот ролей. А на канале СТС вышел сериал «Молодёжка. Новая смена», который уже отметил десятилетие. Вы обрадовались, что вам снова предложили сыграть роль Казанцева?
– Отвечу так. Недавно в Петербурге с супругой ели мороженое, а рядом стояли два подростка и смотрели на нас. Жена не удержалась и сказала: «Ладно, мальчики, подойдите уже». Они признались: «А мы думаем, вы это или нет». Пару дней назад также произошёл случай в автосалоне. Мимо проезжал лимузин, водитель выглянул: «А я как раз «Молодёжку» смотрю». Оказалось, в ожидании шефа он смотрел в автомобиле новые серии. Показательно. Ещё пример. Мужчина с дочкой лет десяти сказал мне: «Всей семьёй любим этот сериал». Определяющие слова – «всей семьёй». Поэтому, конечно, счастье – вернуться в проект. Главное, что зритель его действительно ждёт. На этой истории выросли и продолжают расти целые поколения. Как говорится, если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно.
– Десять лет для сериала – большая удача. Скажите, пожалуйста, вы сами за это время изменились?
– Герой в «Молодёжке» – один из моих любимых, если не самый любимый. Я вложил в Казанцева много души и фантазии и понял, что он тоже меня изменил. Например, этот фирменный казанцевский таран. Я у него научился бескомпромиссности. От прямолинейности всегда страдал, но благодаря Казанцеву понял, что тысячу раз был прав в этом своём проявлении.
– В нашей стране хоккей всегда занимал особое место. А с чем этот вид спорта ассоциируется лично у вас?
– Конечно, с детством и юностью, потому что играл в валенках с почти самодельной клюшкой, которую где-то нашёл и починил. Собственно, я и рос на играх наших с канадцами, названных «суперсерией». Вся страна жила этим событием. Поэтому для меня сейчас «Молодёжка» – возвращение в то время.
– А как вам молодёжь, которая присоединилась к проекту? Некоторые из них сами выросли на этом сериале.
– Я просто счастлив, что ещё одна когорта классных пацанов приобщилась к этому делу. С ними это отныне навсегда, как случилось и с нашими балбесами-старичками. Ванька Мулин, Ванька Жвакин, Влад Канопка (актёры сериала. – Ред.) – они ведь все уже как будто хоккеисты, вон что вытворяют на льду. И это останется с ними на всю жизнь и передастся их детям.
– Некоторые актёры сериала – вчерашние студенты. Наблюдая за ними, не испытываете ностальгию по студенческим годам?
– А зачем ностальгировать? Я счастлив, что дожил до нынешних седин. Мои года – моё богатство, как в песне. Кроме того, я всегда шёл в ногу со спортом. В театре, например, играл в мини-футбол. Мне доверили роль капитана команды, потому что я был комсоргом. Нет, это не ностальгия. Просто чувствую себя опять молодым. (Улыбается.)
– Владимир Иванович, так вы и на лёд не раз выходили.
– Да, как-то раз в полной амуниции оказался на хоккейных тренировках. Но, к сожалению, всё закончилось травмой, и я это дело забросил. Поскольку в каждом моём контракте прописано, что я не должен заниматься экстремальными видами спорта, я обязан себя беречь и соблюдать условия договора.
– И как же так случилось?
– Психанул, что называется. Всё ради того, чтобы украсить кадр, сделать его интереснее. Это наша актёрская задача – пускаться во все тяжкие, даже если рискованно. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
– Все эти сезоны с вами снималась супруга. Вам нравится работать вместе?
– Если честно, стараемся в кадре не встречаться. (Улыбается.) Просто со мной на площадке она чувствует себя не очень свободной, поскольку считает, что я опытнее.
– Съёмочный процесс дома не обсуждаете?
– Делаем это постоянно. Анализируем и её работу, и мою. Редко, но звучит критика. Женщина ведь без критики никуда. Тем более жена уверена, что имеет право сказать мне всё, что думает. (Улыбается.) Теперь ещё и сын работает артистом, и мы сосредоточены на нём, на его профессиональном росте. Поэтому чаще обсуждаем работы Вани, что-то подсказываем. И об одном мечтаем – чтобы этих работ у него было больше и больше, интереснее и интереснее.
– Сына вы сразу поддержали в выборе актёрской профессии?
– Нет, мы даже требовали, чтобы он получил профессию экономиста-международника. Мы и дочь сдуру отговаривали. Твердили: «Мы за вас всё уже сыграли, нахлебались этого. Куда угодно, только не в артисты». В результате Ваня стал экономистом. Но приходил домой после рабочей недели, падал в постель и страдал от внутренней дилеммы. А я всё это время наблюдал за многими молодыми артистами, с которыми встречался в работе, и думал: а мой-то чем хуже? Это были и дети друзей-артистов, и прочие молодые люди, порой уже изрядно обнаглевшие. В общем, разные.
Думаю, у моего сына есть всё, чтобы интересно существовать в этой профессии. А это можно сделать, только если предан ей и кое-что собой представляешь. Я ему как-то раз сказал: «Займись чем хочешь. Я поддержу тебя. Любишь автомобили – иди в автослесари. Лишь бы тебе было интересно». А он мне ответил: «Почему тогда не в артисты?» И тут у меня глаза полезли на лоб. Я действительно впервые в жизни почувствовал, как глаза лезут на лоб. Предложил попробовать, и он решился. Не без гордости и радости скажу: может, и хорошо, что сын пришёл в актёрство не в семнадцать лет, а когда уже накопил жизненный опыт. Потому что ответственность, с которой он относится к работе, показывает, что он здесь не случайный человек. В отличие от меня. Меня-то просто за руку привели и сказали: «Ты должен стать артистом. Хватит дурака валять». А Ваня сделал это сознательно. Надеюсь, всё у него получится.
– Вы сказали, что вас за руку привели. Расскажите, пожалуйста, как это было. Вы же не из актёрской семьи.
– Да, родители родом из деревни, они работали на заводе и никогда не боялись трудностей. Жили мы в бараке, как и многие в то время. Папа в семнадцать лет ушёл на фронт, приписав себе один год. Получив осколочное ранение в грудь, вернулся домой. Кстати, я от него унаследовал приятный голос, чувство юмора и артистизм. К тому же с детства у меня была прекрасная дикция, и в садике по просьбе воспитателей мама со мной разучивала стишки для утренников. Потом была художественная самодеятельность, со временем я стал звездой драмкружка, а в пятом классе меня пригласили сниматься в кино в главной роли на Свердловской киностудии – в короткометражке, которая называлась «Первое – второе». В ней я, кстати, снялся вместе с народным артистом Петром Вельяминовым, который служил в свердловском театре. Но, несмотря на это, об актёрской карьере я всё равно не помышлял. Фильмы, на которых воспитывался, пробудили во мне желание стать следователем – я всегда задумывался, как им удаётся раскрывать преступления. Причём также любил историю. И хотя все мои друзья и одноклассники были уверены, что пойду в артисты, я отправился поступать в Уральский университет на исторический факультет.
– И поступили?
– Не совсем. (Улыбается.) Руководитель драмкружка, узнав, что я сдаю экзамены на историческом факультете, неожиданно для меня и родителей явился к нам домой и призвал идти в артисты. Ему я очень доверял, тем более что он сам был артистом Свердловского драматического театра. Серьёзный мастер, располагавший к себе. Но всё-таки я был настроен на экзаменационный процесс, поэтому, прежде чем переменить свой выбор, решил сдать оставшиеся экзамены, после чего подал документы в Свердловское театральное училище, ныне Екатеринбургский театральный институт, и стал студентом.
– А как попали в ГИТИС? В вашей биографии указан именно этот театральный институт.
– К концу первого года обучения мои друзья-однокурсники решили ехать поступать в Москву. Ну и я собрался за компанию.
– Как родители отреагировали на такое решение?
– Да, нелегко. Папа поддержал в желании уехать, а мама – нет. Помню, как она ходила следом и причитала: «Я тебя никуда не отпущу!» – а я кричал: «Всё равно уеду!» Ну и, на моё счастье, всё сложилось удачно, а ведь из всего нашего курса взяли только меня и одного моего друга. Мы стали студентами ГИТИСа, поступив на курс народного артиста СССР Владимира Алексеевича Андреева.
– Расскажите, пожалуйста, как вы получили предложение заняться дубляжем.
– Дубляж мне нравился всегда. Я вырос в те времена, когда мы с упоением смотрели фильмы о Фантомасе с Луи де Фюнесом; его дублировал Владимир Кенигсон. И ещё любили кино, которое дублировал актёр Владимир Дружников. Они настолько божественно работали голосом, что вносили свой творческий вклад в картины. К примеру, Александр Демьяненко озвучивал Жан-Поля Бельмондо. А потом, когда я слышал другой голос, мне становилось не по себе. Ведь народ привыкает к тембру.
– И как складывалась ваша закадровая творческая жизнь?
– Стал озвучивать рекламу. А со временем, уже будучи очень опытным «рекламным голосом», параллельно стремился попасть в кинодубляж, потому что мне это безумно интересно. И однажды мэтр дубляжа режиссёр Ярослава Турылёва, уже зная моё желание работать в этом направлении, решила попробовать. К счастью, всё сложилось, я прижился.
– Судя по ролям в кадре и за кадром, вам нравится играть и озвучивать отрицательных героев.
– Я сказал в одном из интервью, что моих отрицательных персонажей публика любит порой больше, чем положительных. Мне доставляет удовольствие играть отрицательные роли. Они действительно колоритнее, более непредсказуемы, у них шире диапазон. Интересно играть людей настоящих, живых, ведь в каждом человеке намешано и хорошего, и плохого. Но мир отрицательных персонажей – всё-таки криминальный, а я живу по другим принципам. И также не раз говорил – я адвокат своей роли, потому что ищу мотивацию поступков героя. Так что если бываю убедителен – значит, я хороший актёр! (Улыбается.)
– В одном из интервью вы обмолвились, что почему-то остались недовольны озвучением героя Брэда Питта. Почему?
– Изначально в фильме «Бесславные ублюдки» я должен был дублировать героя, которого играл актёр Кристоф Вальц. Его персонаж злодей, к тому же он немец. Это вот мой актёр по харизме. И мы обсуждали этот момент с Ярославой Турылёвой. Но картину отдали озвучивать другому режиссёру, а он распорядился иначе, предложив мне героя, которого сыграл Брэд Питт. Я не был настроен на его персонаж, а потому не чувствовал ни актёра, ни героя. Получилось невыразительно, какая-то казённая работа. Хотя нареканий в мой адрес не было, мне самому она активно не нравится. Жалею, что тогда не отказался.
– Приходилось ли вам встречаться с теми, кто говорит вашим голосом, я имею в виду звёзд Голливуда?
– В Москве была премьера фильма «Мстители», на которую приехал Дауни-младший. Я посмотрел на него со стороны. (Смеётся.) Конечно, мне было очень интересно сложить мнение о нём, поэтому и дождался его приезда. Как сейчас помню, он вышел из лимузина, был одет в светло-серый костюм в клеточку и обут в какие-то гигантские кроссовки. Для себя я отметил, что он ростом поменьше меня, худенький какой-то. Я был рад тому, что увидел его, но мы не общались.
– Владимир Иванович, как вы относитесь к тому, как сегодня разговаривают люди, в частности молодёжь? Не создаётся ли впечатление, что это не русская речь, а какой-то другой язык?
– Это и правда важно для меня, потому что в языке заключена культура нашей цивилизации, и чем больше людей владеет языком и правильно на нём изъясняется, тем выше национальная культура. Сегодня я с болью в сердце отмечаю, что у нас она резко падает. Чтобы остановить процесс, этим надо заниматься. Мы, к сожалению, внезапно подверглись глобальным изменениям всей нашей жизни, настолько резко перешли из одной экономической формации в другую, что это сказалось на общем уровне всего. Это длительный философский разговор, но культура речи действительно стала пропадать.
– Кстати, нам не избежать вопроса о говоре, который присущ человеку, рождённому в той или иной местности. Речь москвича легко отличить от речи уральца. Вам не приходилось в театральном институте избавляться от уральского говора?
– Да, и мне удалось избавиться от него. (Смеётся.) Уральский диалект действительно отличается от эталонного московского, который обязателен для актёров, дикторов, тележурналистов, и не только в нашей стране, а на всей территории бывшего Советского Союза. Когда я учился в театральном училище в родном Свердловске, из меня этот говор выколачивали! (Смеётся.) А когда приехал в Москву, продолжали выколачивать. Но со временем я понял, что лучший способ научиться говорить правильно – слушать московскую речь и копировать её.
– Вас когда-то назвали самым дорогим голосом страны. Как вы относитесь к этому?
– Я не знаю, кто это придумал, потому что звание самого дорогого голоса должно обозначать, сколько мне за это платят. (Улыбается.) А я, бывает, и безвозмездно работаю, например для уральского музея. Дело ведь не в дороговизне, а в интересе, который представляет мой голос. И в наличии профессионального мастерства. А я умею не больше, чем другие мои обожаемые коллеги. Просто у каждого голоса своя прелесть.
– Чем для вас особенно важен этот аспект профессии?
– Я считаю, что голос – серьёзное оружие, инструмент, которым надо владеть и который следует использовать по назначению. Иногда им можно убить, унизить или возвысить. Для меня такая работа, пожалуй, даже интереснее, чем появление на экране. Голос порой имеет даже большую степень воздействия на аудиторию. Поэтому здесь я разборчивее.
Расспрашивала
Элина ДЕЛИН
Фото: PhotoXPress.ru
– Владимир Иванович, вы востребованный актёр, в вашей творческой биографии более двухсот ролей. А на канале СТС вышел сериал «Молодёжка. Новая смена», который уже отметил десятилетие. Вы обрадовались, что вам снова предложили сыграть роль Казанцева?
– Отвечу так. Недавно в Петербурге с супругой ели мороженое, а рядом стояли два подростка и смотрели на нас. Жена не удержалась и сказала: «Ладно, мальчики, подойдите уже». Они признались: «А мы думаем, вы это или нет». Пару дней назад также произошёл случай в автосалоне. Мимо проезжал лимузин, водитель выглянул: «А я как раз «Молодёжку» смотрю». Оказалось, в ожидании шефа он смотрел в автомобиле новые серии. Показательно. Ещё пример. Мужчина с дочкой лет десяти сказал мне: «Всей семьёй любим этот сериал». Определяющие слова – «всей семьёй». Поэтому, конечно, счастье – вернуться в проект. Главное, что зритель его действительно ждёт. На этой истории выросли и продолжают расти целые поколения. Как говорится, если звёзды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно.
– Десять лет для сериала – большая удача. Скажите, пожалуйста, вы сами за это время изменились?
– Герой в «Молодёжке» – один из моих любимых, если не самый любимый. Я вложил в Казанцева много души и фантазии и понял, что он тоже меня изменил. Например, этот фирменный казанцевский таран. Я у него научился бескомпромиссности. От прямолинейности всегда страдал, но благодаря Казанцеву понял, что тысячу раз был прав в этом своём проявлении.
– В нашей стране хоккей всегда занимал особое место. А с чем этот вид спорта ассоциируется лично у вас?
– Конечно, с детством и юностью, потому что играл в валенках с почти самодельной клюшкой, которую где-то нашёл и починил. Собственно, я и рос на играх наших с канадцами, названных «суперсерией». Вся страна жила этим событием. Поэтому для меня сейчас «Молодёжка» – возвращение в то время.
– А как вам молодёжь, которая присоединилась к проекту? Некоторые из них сами выросли на этом сериале.
– Я просто счастлив, что ещё одна когорта классных пацанов приобщилась к этому делу. С ними это отныне навсегда, как случилось и с нашими балбесами-старичками. Ванька Мулин, Ванька Жвакин, Влад Канопка (актёры сериала. – Ред.) – они ведь все уже как будто хоккеисты, вон что вытворяют на льду. И это останется с ними на всю жизнь и передастся их детям.
– Некоторые актёры сериала – вчерашние студенты. Наблюдая за ними, не испытываете ностальгию по студенческим годам?
– А зачем ностальгировать? Я счастлив, что дожил до нынешних седин. Мои года – моё богатство, как в песне. Кроме того, я всегда шёл в ногу со спортом. В театре, например, играл в мини-футбол. Мне доверили роль капитана команды, потому что я был комсоргом. Нет, это не ностальгия. Просто чувствую себя опять молодым. (Улыбается.)
– Владимир Иванович, так вы и на лёд не раз выходили.
– Да, как-то раз в полной амуниции оказался на хоккейных тренировках. Но, к сожалению, всё закончилось травмой, и я это дело забросил. Поскольку в каждом моём контракте прописано, что я не должен заниматься экстремальными видами спорта, я обязан себя беречь и соблюдать условия договора.
– И как же так случилось?
– Психанул, что называется. Всё ради того, чтобы украсить кадр, сделать его интереснее. Это наша актёрская задача – пускаться во все тяжкие, даже если рискованно. Кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
– Все эти сезоны с вами снималась супруга. Вам нравится работать вместе?
– Если честно, стараемся в кадре не встречаться. (Улыбается.) Просто со мной на площадке она чувствует себя не очень свободной, поскольку считает, что я опытнее.
– Съёмочный процесс дома не обсуждаете?
– Делаем это постоянно. Анализируем и её работу, и мою. Редко, но звучит критика. Женщина ведь без критики никуда. Тем более жена уверена, что имеет право сказать мне всё, что думает. (Улыбается.) Теперь ещё и сын работает артистом, и мы сосредоточены на нём, на его профессиональном росте. Поэтому чаще обсуждаем работы Вани, что-то подсказываем. И об одном мечтаем – чтобы этих работ у него было больше и больше, интереснее и интереснее.
– Сына вы сразу поддержали в выборе актёрской профессии?
– Нет, мы даже требовали, чтобы он получил профессию экономиста-международника. Мы и дочь сдуру отговаривали. Твердили: «Мы за вас всё уже сыграли, нахлебались этого. Куда угодно, только не в артисты». В результате Ваня стал экономистом. Но приходил домой после рабочей недели, падал в постель и страдал от внутренней дилеммы. А я всё это время наблюдал за многими молодыми артистами, с которыми встречался в работе, и думал: а мой-то чем хуже? Это были и дети друзей-артистов, и прочие молодые люди, порой уже изрядно обнаглевшие. В общем, разные.
Думаю, у моего сына есть всё, чтобы интересно существовать в этой профессии. А это можно сделать, только если предан ей и кое-что собой представляешь. Я ему как-то раз сказал: «Займись чем хочешь. Я поддержу тебя. Любишь автомобили – иди в автослесари. Лишь бы тебе было интересно». А он мне ответил: «Почему тогда не в артисты?» И тут у меня глаза полезли на лоб. Я действительно впервые в жизни почувствовал, как глаза лезут на лоб. Предложил попробовать, и он решился. Не без гордости и радости скажу: может, и хорошо, что сын пришёл в актёрство не в семнадцать лет, а когда уже накопил жизненный опыт. Потому что ответственность, с которой он относится к работе, показывает, что он здесь не случайный человек. В отличие от меня. Меня-то просто за руку привели и сказали: «Ты должен стать артистом. Хватит дурака валять». А Ваня сделал это сознательно. Надеюсь, всё у него получится.
– Вы сказали, что вас за руку привели. Расскажите, пожалуйста, как это было. Вы же не из актёрской семьи.
– Да, родители родом из деревни, они работали на заводе и никогда не боялись трудностей. Жили мы в бараке, как и многие в то время. Папа в семнадцать лет ушёл на фронт, приписав себе один год. Получив осколочное ранение в грудь, вернулся домой. Кстати, я от него унаследовал приятный голос, чувство юмора и артистизм. К тому же с детства у меня была прекрасная дикция, и в садике по просьбе воспитателей мама со мной разучивала стишки для утренников. Потом была художественная самодеятельность, со временем я стал звездой драмкружка, а в пятом классе меня пригласили сниматься в кино в главной роли на Свердловской киностудии – в короткометражке, которая называлась «Первое – второе». В ней я, кстати, снялся вместе с народным артистом Петром Вельяминовым, который служил в свердловском театре. Но, несмотря на это, об актёрской карьере я всё равно не помышлял. Фильмы, на которых воспитывался, пробудили во мне желание стать следователем – я всегда задумывался, как им удаётся раскрывать преступления. Причём также любил историю. И хотя все мои друзья и одноклассники были уверены, что пойду в артисты, я отправился поступать в Уральский университет на исторический факультет.
– И поступили?
– Не совсем. (Улыбается.) Руководитель драмкружка, узнав, что я сдаю экзамены на историческом факультете, неожиданно для меня и родителей явился к нам домой и призвал идти в артисты. Ему я очень доверял, тем более что он сам был артистом Свердловского драматического театра. Серьёзный мастер, располагавший к себе. Но всё-таки я был настроен на экзаменационный процесс, поэтому, прежде чем переменить свой выбор, решил сдать оставшиеся экзамены, после чего подал документы в Свердловское театральное училище, ныне Екатеринбургский театральный институт, и стал студентом.
– А как попали в ГИТИС? В вашей биографии указан именно этот театральный институт.
– К концу первого года обучения мои друзья-однокурсники решили ехать поступать в Москву. Ну и я собрался за компанию.
– Как родители отреагировали на такое решение?
– Да, нелегко. Папа поддержал в желании уехать, а мама – нет. Помню, как она ходила следом и причитала: «Я тебя никуда не отпущу!» – а я кричал: «Всё равно уеду!» Ну и, на моё счастье, всё сложилось удачно, а ведь из всего нашего курса взяли только меня и одного моего друга. Мы стали студентами ГИТИСа, поступив на курс народного артиста СССР Владимира Алексеевича Андреева.
– Расскажите, пожалуйста, как вы получили предложение заняться дубляжем.
– Дубляж мне нравился всегда. Я вырос в те времена, когда мы с упоением смотрели фильмы о Фантомасе с Луи де Фюнесом; его дублировал Владимир Кенигсон. И ещё любили кино, которое дублировал актёр Владимир Дружников. Они настолько божественно работали голосом, что вносили свой творческий вклад в картины. К примеру, Александр Демьяненко озвучивал Жан-Поля Бельмондо. А потом, когда я слышал другой голос, мне становилось не по себе. Ведь народ привыкает к тембру.
– И как складывалась ваша закадровая творческая жизнь?
– Стал озвучивать рекламу. А со временем, уже будучи очень опытным «рекламным голосом», параллельно стремился попасть в кинодубляж, потому что мне это безумно интересно. И однажды мэтр дубляжа режиссёр Ярослава Турылёва, уже зная моё желание работать в этом направлении, решила попробовать. К счастью, всё сложилось, я прижился.
– Судя по ролям в кадре и за кадром, вам нравится играть и озвучивать отрицательных героев.
– Я сказал в одном из интервью, что моих отрицательных персонажей публика любит порой больше, чем положительных. Мне доставляет удовольствие играть отрицательные роли. Они действительно колоритнее, более непредсказуемы, у них шире диапазон. Интересно играть людей настоящих, живых, ведь в каждом человеке намешано и хорошего, и плохого. Но мир отрицательных персонажей – всё-таки криминальный, а я живу по другим принципам. И также не раз говорил – я адвокат своей роли, потому что ищу мотивацию поступков героя. Так что если бываю убедителен – значит, я хороший актёр! (Улыбается.)
– В одном из интервью вы обмолвились, что почему-то остались недовольны озвучением героя Брэда Питта. Почему?
– Изначально в фильме «Бесславные ублюдки» я должен был дублировать героя, которого играл актёр Кристоф Вальц. Его персонаж злодей, к тому же он немец. Это вот мой актёр по харизме. И мы обсуждали этот момент с Ярославой Турылёвой. Но картину отдали озвучивать другому режиссёру, а он распорядился иначе, предложив мне героя, которого сыграл Брэд Питт. Я не был настроен на его персонаж, а потому не чувствовал ни актёра, ни героя. Получилось невыразительно, какая-то казённая работа. Хотя нареканий в мой адрес не было, мне самому она активно не нравится. Жалею, что тогда не отказался.
– Приходилось ли вам встречаться с теми, кто говорит вашим голосом, я имею в виду звёзд Голливуда?
– В Москве была премьера фильма «Мстители», на которую приехал Дауни-младший. Я посмотрел на него со стороны. (Смеётся.) Конечно, мне было очень интересно сложить мнение о нём, поэтому и дождался его приезда. Как сейчас помню, он вышел из лимузина, был одет в светло-серый костюм в клеточку и обут в какие-то гигантские кроссовки. Для себя я отметил, что он ростом поменьше меня, худенький какой-то. Я был рад тому, что увидел его, но мы не общались.
– Владимир Иванович, как вы относитесь к тому, как сегодня разговаривают люди, в частности молодёжь? Не создаётся ли впечатление, что это не русская речь, а какой-то другой язык?
– Это и правда важно для меня, потому что в языке заключена культура нашей цивилизации, и чем больше людей владеет языком и правильно на нём изъясняется, тем выше национальная культура. Сегодня я с болью в сердце отмечаю, что у нас она резко падает. Чтобы остановить процесс, этим надо заниматься. Мы, к сожалению, внезапно подверглись глобальным изменениям всей нашей жизни, настолько резко перешли из одной экономической формации в другую, что это сказалось на общем уровне всего. Это длительный философский разговор, но культура речи действительно стала пропадать.
– Кстати, нам не избежать вопроса о говоре, который присущ человеку, рождённому в той или иной местности. Речь москвича легко отличить от речи уральца. Вам не приходилось в театральном институте избавляться от уральского говора?
– Да, и мне удалось избавиться от него. (Смеётся.) Уральский диалект действительно отличается от эталонного московского, который обязателен для актёров, дикторов, тележурналистов, и не только в нашей стране, а на всей территории бывшего Советского Союза. Когда я учился в театральном училище в родном Свердловске, из меня этот говор выколачивали! (Смеётся.) А когда приехал в Москву, продолжали выколачивать. Но со временем я понял, что лучший способ научиться говорить правильно – слушать московскую речь и копировать её.
– Вас когда-то назвали самым дорогим голосом страны. Как вы относитесь к этому?
– Я не знаю, кто это придумал, потому что звание самого дорогого голоса должно обозначать, сколько мне за это платят. (Улыбается.) А я, бывает, и безвозмездно работаю, например для уральского музея. Дело ведь не в дороговизне, а в интересе, который представляет мой голос. И в наличии профессионального мастерства. А я умею не больше, чем другие мои обожаемые коллеги. Просто у каждого голоса своя прелесть.
– Чем для вас особенно важен этот аспект профессии?
– Я считаю, что голос – серьёзное оружие, инструмент, которым надо владеть и который следует использовать по назначению. Иногда им можно убить, унизить или возвысить. Для меня такая работа, пожалуй, даже интереснее, чем появление на экране. Голос порой имеет даже большую степень воздействия на аудиторию. Поэтому здесь я разборчивее.
Расспрашивала
Элина ДЕЛИН
Фото: PhotoXPress.ru
Свежие комментарии