Приговор полностью изменил жизнь учителя, который посвящал её юным журналистам. Бывшие студенты уверены, что его осудили несправедливо.
В сентябре 2012 года у Сергея Большакова, руководителя калининградской школы журналистики, во время урока треснули по шву джинсы. Через два дня мама одной из учениц написала заявление в полицию, обвинив педагога в развращении малолетних. Суд признал того виновным. И хотя приговор был относительно мягким, это обвинение лишило педагога призвания и репутации, а также буквально поставило на грань выживания.
Сейчас Сергею Большакову — 59 лет. 15 лет назад, когда я училась у него в школе журналистики, он был необъятный, кудрявый, не очень опрятный, но очень харизматичный. Все выходные мы с одногруппниками пропадали в редакции подростковой газеты «Радуга»: писали первые тексты, верстали номера и слушали байки Большакова. Потом мы окончили школу, поступили на журфаки Москвы, Петербурга и других городов, но всё равно, возвращаясь на каникулах домой, приходили в старую редакцию полистать выпуски «Радуги» и поболтать с Большаковым. Казалось, что так будет всегда.
Спустя 15 лет после окончания школы журналистики, я встречаюсь с Большаковым недалеко от центра Калининграда. Похудевший, постриженный и с изношенным рюкзаком розового цвета – видимо, отдал кто-то из знакомых. И только когда Большаков начинает вспоминать свои байки – а их у него миллион – все встаёт на свои места. Передо мной снова тот неунывающий Большаков, которого я помню из детства. Разве что взгляд у него теперь совсем другой.
Окончив школу в конце 70-х, Сергей Большаков мечтал стать журналистом-международником и даже сдавал экзамены в МГИМО, но не хватило баллов. Потом он поступил на факультет журналистики МГУ и понял, что его призвание — не взрослая, а детская журналистика. И несмотря на престижный московский диплом, остался в родном Дворце творчества преподавателем. Постепенно пресс-центр превратился в полноценную школу журналистики, а Большаков учредил подростковую газету «Радуга».
За 28 лет через школу журналистики прошли четыре тысячи подростков. Несколько сотен из них стали профессиональными журналистами или выбрали смежные специальности. Выпускники Большакова и сегодня учатся на лучших журфаках страны, работают на федеральных каналах и радиостанциях, в зарубежных корпунктах и иностранных редакциях. И хотя эффективность Большакова как педагога сложно переоценить, он никогда не кичился успешными выпускниками, а занятия принципиально вёл бесплатно. Даже когда в системе дополнительного образования произошла реформа, и педагогов обязали брать плату за занятия, студенты школы журналистики платили за еженедельные занятия чисто символически — 100 рублей в месяц.
Все эти годы Большаков оплачивал выпуск «Радуги» из скромной зарплаты педагога. Дополнительных денег на газету Дворец творчества не выделял. Плюс несколько раз в год (в лучшие времена — каждый месяц) Большаков возил учеников на фестивали юных журналистов по всей стране: от Архангельска до Владивостока. Деньги на поездки тоже приходилось выкраивать из личных средств. Чтобы сводить концы с концами, круглый год Большаков ходил в одной и той же одежде, скудно питался и на всем экономил. В сентябре 2012 эта вечная нехватка денег вкупе с неряшливостью «махрового холостяка» сыграли с Большаковым злую шутку.
Школа журналистики, как обычно, набирала новых студентов. На первое занятие, кроме нескольких старшеклассников, пришла 30-летняя сотрудница калининградской турфирмы. Во время урока она попросила Большакова выйти из класса и сказала, что у него порвались штаны. Джинсы и правда разошлись по шву.
Как вспоминает Сергей Сергеевич, он вернулся в класс, положил на колени папку, чтобы не смущать учеников, и продолжил читать лекцию. На этом история могла бы закончиться и стать очередной байкой в обойме Большакова. Но на следующий день мама одной из школьниц позвонила директору дворца и устроила скандал. А после обратилась в полицию.
Педагога вызвали на допрос. Джинсы забрали на экспертизу, а дело передали в Следственный комитет. Администрация дворца сначала приостановила работу школы журналистики, а потом запретила пускать Большакова в здание. Вскоре ему предъявили обвинение в развращении малолетних по 135 статье уголовного кодекса. Вот что следователь Людмила Клым писала о штанах в обвинительном постановлении.
В неустановленном следствием месте Большаков умышленно повредил принадлежащие ему брюки из ткани типа «Джинс». Повредил в месте соединения брючин на внутренних боковых швах, разрезал несколько скрепляющих нитей, приложив в последующем силу на их разрыв, получив, таким образом, отверстие в ткани брюк в области паха длиной 19 сантиметров.
Далее, продолжая задуманное, одев указанные брюки с заранее подготовленным отверстием и при этом, умышленно не надев трусов, около 15 часов приступил к проведению занятий, желая пробудить в детях нездоровый сексуальный интерес.
Людмила Клымследователь, вела дело Большакова
Выпускники школы написали более сотни характеристик в поддержку Большакова, собрали деньги на адвоката, обрывали телефон следователя и даже думали организовать акцию протеста, но им посоветовали не устраивать шум.
В 2009 году в российском законодательстве ужесточили наказание для педофилов, а в 2012 президент Дмитрий Медведев внёс в уголовный кодекс еще более суровые поправки — о химической кастрации. На этом фоне по стране пошла волна педофильских дел. Педагогов судили за прикосновение к ученицам, отцов — за двусмысленные рисунки дочерей, педиатров — за осмотр девочек-подростков.
Судебное разбирательство растянулось на весь учебный год. Только летом судья вынес приговор. Решение сперва показалось даже мягким: штраф 100 тысяч рублей и запрет преподавать на два года. Но дальше выяснилось, что этот временный запрет – на самом деле никакой не временный. По закону, человек с судимостью не может учить детей. Это означало, что Сергей Сергеевич больше никогда не сможет официально работать педагогом.
Чтобы выплатить штраф и расплатиться с адвокатами, Большакову пришлось продать квартиру. Теперь он живёт в общежитии. Потеряв работу во дворце, Сергей Сергеевич перебивался версткой чужих газет и созданием небольших сайтов. Несколько месяцев он проработал у станка в типографии, но тяжёлый физический труд оказался не особо совместим с его возрастом, лишним весом и хроническими заболеваниями.
Денег не хватало настолько, что Большаков ел алычу с городских деревьев и стал передвигаться по городу только пешком. Даже если идти нужно было три часа, купить билет на автобус всё равно было не на что.
Через два года, когда судебный запрет на преподавание закончился, Большаков обнаружил лазейку. Да, официально стать педагогом по трудовому договору он не может, но может преподавать по договору ГПХ или как самозанятый. Во Дворце творчества Большакова уже никто не ждал. И тогда, в 2014 году, вместе с бывшей коллегой по школе журналистики Катей Ткачевой педагог создал общественную организацию «Лига будущих журналистов».
В названии — «Лига будущих журналистов» — зашифровали новый подход. Большаков и Катя решили расширить аудиторию школы, ведь будущими журналистами, в отличие от юных, могут быть люди любых возрастов. И на занятия действительно стали приходить не только школьники. Пятеро пенсионеров специально приезжали на автобусе из дома ветеранов и прилежно писали заметки. Чтобы учащимся было где публиковаться, создали газету. Теперь она называется «Взлётная полоса».
Первые занятия Лиги будущих журналистов проходили в одной из городских библиотек, однако вскоре заведующая извинилась и прекратила сотрудничество. Затем Лигу приютил Детско-юношеский центр, где работала Катя. Но когда в местной прессе вышла статья о том, что Большаков ведёт в центре занятия, Катю вынудили уволиться, и заниматься в ДЮЦе запретили. Большаков снова остался без работы. По старой педагогической привычке перед началом учебного года он решил пройти медкомиссию — и у Большакова обнаружили туберкулёз.
«У него была открытая форма. Самая тяжёлая стадия», — вспоминает Катя Ткачева. — «Он лежал в таком отделении, ну где уже всё — вперёд ногами выносят». В тубдиспансере сказали, что нужно ехать в Петербург, вырезать часть лёгкого. К счастью, терапии оказалось достаточно, и операцию отменили. И всё же на полтора года Сергей Сергеевич оказался заперт в больнице. Так в больнице закончился 2016-й год, прошёл 2017.
Однажды утром Большаков не услышал, что говорит ему медсестра: глухота оказалась побочным эффектом одного из лекарств от туберкулёза. Большакову поставили третью стадию тугоухости — правым ухом он не слышит совсем, левым — немного. Из тубдиспансера Сергея Сергеевича выписали в феврале 2018 года.
Педагог снова начал вести занятия, но уже почти не слышит, что говорят ему студенты. На занятиях рядом теперь всегда сидит Катя. Большаков читает лекцию, а Катя передаёт ему вопросы учеников. В прошлом году помещение им выделила калининградская медиагруппа «Западная пресса». Лига будущих журналистов набрала две группы, начались уроки. Но вмешался коронавирус.
Весной Большаков стал вести занятия онлайн, однако дети и без того загруженные дистанционным обучением в школе оказались не в силах изучать по интернету ещё и журналистику. Вместо двух учебных групп в Лиге осталась одна. И с той Большаков, по старой привычке, берёт 200 рублей за занятие с человека. Другого постоянного дохода у него нет, а эти деньги они делят с Катей на двоих.
Порванные джинсы, уголовное дело, запрет на профессию, и даже теперь, когда формально запрет уже не действует, фактическое отторжение педагогическим миром человека с запятнанной репутацией. Всё это поставило Большакова на грань выживания. Нечасто — раз в год, когда затягивать пояс уже некуда — Большаков пишет бывшим выпускникам: помогите кто чем может. Деньги он собирает не для себя, а для печати очередного номера газеты. Нельзя ведь оставить учеников без публикаций.
Калининград — небольшой город. Увидеть знакомое лицо на улице здесь несложно. После процесса Большаков вот так, в городе, столкнулся с теми, благодаря кому он всё потерял. «Он рассказывал, что случайно встретил следователя на улице, — вспоминает Катя Ткачева, — Она уже вышла на пенсию и говорит: „Мы же мы же понимали, что никакой ты не педофил. Что у тебя банальная небрежность в одежде. Вот это вот что у тебя, ну кофе пил из стаканчика, ну пролилось. Вот и говорит, ну мы же тогда испугались — за тебя уже полмира встало“».
«Я встречался со своим следователем», — подтверждает Большаков. «Она уже не работает. „Нет“, — говорит, — „ты не виновен“. „А почему?“ — „А как я могла по-другому в то время объяснить?“. То есть просто в то время так попалось. Я уже потом понял, что ей надо было апелляцию написать. Надо было пытаться это переквалифицировать».
Он как-то встретил девочку, с чьей мамы завертелось дело. Она с парнем шла. Это какой-то Новый год что ли был. И девочка призналась: «Я маме это рассказала просто ради смеха. Чтобы посмотреть, что будет».
Затем она спрашивает: «А как вы думаете, есть бог?». Он говорит: «Не знаю, наверное, что-то есть». Она: «У мамы после того случая так плохо со здоровьем стало. А как вы думаете, можно, ну назад всё переиграть? Мы с мамой скажем, что ничего не было такого. Ну не показывал там член, ну, можно это всё назад?». Большаков говорит, ну вряд ли, потому что издержки придётся выплачивать твоей маме.
Екатерина Ткачевабывшая коллега Большакова по школе журналистики
С того занятия прошло уже девять лет. Девочка, имя которой засекречено материалами следствия, давно выросла. Ей сейчас примерно 23 года. Мы долго пытались найти её, но пока, к сожалению, безуспешно. Никаких её контактов у Большакова и Кати не осталось, а запрошенное в суде дело не могут выдать уже четвёртый месяц.
Свежие комментарии