Я нашёл тебя, длинношеее

Собираюсь в гараж за машиной, чтобы отправиться по делам в соседний город. Выхожу из подъезда, а мне навстречу соседи с первого этажа – Валентина Иосифовна с супругом Игорем Моисеевичем и внуком Дениской. У всех в руках многочисленные сумки и полиэтиленовые пакеты.

Много лет назад тогда ещё молодые одесситы Игорь и Валентина отправились на Север с целью заработать и приобрести жильё на малой родине, но полюбились им суровые северные края, прижились они там, да так и остались на долгие годы. Выйдя на заслуженный отдых, супруги для постоянного проживания на «материке» выбрали наш посёлок.

Встречаясь со мной, Валентина Иосифовна неизменно радуется и обязательно приступает с каким-нибудь духовным вопросом. Узнав об очередном грядущем церковном празднике, женщина, обращая взгляд на своего молчаливого супруга, произносит с налётом задумчивой грусти: «Подумать только! Уже Казанская. Как быстро летит время!»

В прошлом году соседка сильно разболелась. Врачи не могли определить причину заболевания, Валентине Иосифовне становилось всё хуже. И она, отчаявшись, попросила меня помолиться об её исцелении. Через несколько дней встречает меня и радостно сообщает:
– Батюшка, после вашей молитвы Господь меня обнадёжил! Я взяла вашу книжку писем отца Никона Воробьёва, открыла наугад, а там чёрным по белому: «Дорогая Валя, терпи. Недолго тебе осталось». Так что надеюсь на скорое выздоровление.

Действительно, женщина выздоровела и теперь с сумками в руках двигалась навстречу.

– Отче вы наш! Как мы рады вас видеть! – восклицает моя жизнерадостная соседка.
– Валентина Иосифовна, дорогая, вы поставили цель закупаться впрок продуктами на целый месяц?
– Что вы! – добродушно смеётся женщина. – Это мы только за хлебушком сходили. Батюшка, совсем мои мужики дома засиделись. Этот, большой, кроме телевизора, знать ничего не хочет, а малого от телефона не оторвать. И ведь ещё только осень. Что я зимой с ними буду делать? А сегодня я их прогуляла по магазинам, и они у меня счастливы. Посмотрите на их лица.

– Валентина Иосифовна, вы, как всегда, правы. Нам без вас, женщин, никак не обойтись. Подтверждаю: если бы не моя матушка, не представляю, во что бы я сам превратился.

Валентина Иосифовна останавливается передохнуть и ставит сумки на скамеечку у подъезда.

– Правильно подтверждаете. Благо для вас, – она обводит рукой всех нас троих, – что существуем мы, женщины. Женщина в семье есть сила творческая и направляющая. Как говорится, если не добрым словом, так весомым подзатыльником.

Наконец семейство направляется к подъездной двери. Игорь Моисеевич замыкает процессию. У него не сгибается одно колено, и ему трудно поспевать за женой и тем более за внуком. Пока Валентина Иосифовна беседовала со мной, эти двое сосредоточенно молчали, а сейчас, улучив минутку, Игорь Моисеевич негодующе прошептал:
– Чтобы я ещё хоть раз вот так «сходил за хлебушком»!

По дороге в гараж, находясь под впечатлением от общения с Валентиной Иосифовной, я вспоминал недавний разговор с Николаем Сергеевичем. С ним мы подружились лет тридцать тому назад, ещё до моего священства. Я тогда пел и читал на клиросе в храме, который стал центром нашего вновь сформированного благочиния. В ту пору там настоятельствовал мой духовник архимандрит Павел, а Николай, будучи прихожанином, помогал батюшке, в основном по электрической части.

И сейчас мы иногда видимся с Николаем Сергеевичем. Остановимся на минутку обменяться новостями. Пора бы идти, а стоим и никак не можем расстаться. Помню, в последнюю нашу встречу мы говорили именно о женщинах, а если конкретнее, о наших жёнах.

– Понимаешь, батюшка, что-то я последнее время округляюсь, и чем дальше, тем интенсивнее, – охает Николай Сергеевич. – Наклоняюсь шнурки завязать – и то с трудом. Одышка усилилась, пройду сотню-другую метров и уже весь мокрый. Жена каждую ложку контролирует. И, главное, режет меня по конфетам беспощадно. Мои любимые орешки в шоколаде – не более трёх горошинок в день. Я теперь вместо часов по ним считаю время. Одну утром, вторую днём, а третью на ужин.

– Сергеевич, ещё бы мне тебя не понять! Я ведь тоже норовлю расплыться, потому живу в условиях постоянных ограничений. Матушка на хлеб вообще ввела полное табу. А для меня хлеб – любимая еда. Главное, слово с меня взяла, что и в её отсутствие к хлебу не прикоснусь. Представляешь? Я теперь в булочную хожу как в музей, только полюбоваться. Чуть расслабился, сразу искушение: купи булочку. Матушка всё равно к внучкам уехала, ругаться никто не будет. Помнится, в студенческие годы возьмёшь ещё тёплый белый батон за шестнадцать копеек, с бутылкой молока садишься на лавочку где-нибудь в скверике и уплетаешь его, да с таким удовольствием!

Николай Сергеевич слушает меня с явным сочувствием. А я продолжаю предаваться приятным воспоминаниям:
– Практику по молочным технологиям проходили непосредственно на молокозаводе. Там нас сразу предупредили: без батона чтобы не приходили. Занятие заканчивается, нас ведут в столовую, а на столиках уже выставлены бутылки с молоком, кефир, ряженка, сметана – всё что душе угодно. Технолог, что с нами занимался, показывает на всё это изобилие и командует: «Прошу к столу. Ешьте, ребята, не стесняйтесь, мы сами когда-то были студентами». А теперь всё, баста! Стоишь в булочной, а про себя думаешь: раз жене пообещал, надо держать слово. Хлебным духом затянешься, и на выход.

– Тоже придёшь домой, жена на работе, – поддержал меня Николай Сергеевич. – Рука сама тянется к пакету с горошинками. Откроешь, посмотришь, скажешь себе: мужик я или нет? Понюхаешь и откладываешь в сторонку.

Мы делились сокровенным и гордились друг другом.

Выйдя из банка, укладываю в папку платёжки и готовлюсь сесть за руль. Через секунду за спиной раздаётся зычный голос Николая Сергеевича:
– Кого я вижу! Батюшка, как твоё драгоценное? Благослови, родной. В храме по всему подвалу проводку менять собираемся. Старая пришла в негодность, боюсь, как бы не закоротило. Знаешь, сейчас работать одно удовольствие, столько полезных новшеств появилось. Только успевай узнавать.

Мой друг продолжает делиться соображениями о том, как они у себя в подвале всё замечательно устроят. Он говорит, размахивает руками, иногда улыбается, а я замечаю, что голос у Николая Сергеевича время от времени срывается. Такое впечатление, будто человека только что душили слёзы, сейчас он отвлёкся, а дыхание никак не придёт в норму.

– Сергеевич, что с тобой? Опять сердечко?

В ответ он лишь рукой махнул и отвернулся.

– Я тридцать лет в храме, – продолжил мой приятель. – Исповедаюсь, причащаюсь. Думал, давно уже христианин. Считал, что имею право кому-то на что-то указывать, а на самом деле я никто, вообще никто! Жалкий грешник. Господь меня проверял, а я испытания не прошёл.

На днях вечером иду домой и вижу – валяется на асфальте смартфон. Нормальный такой, недешёвый. Поднимаю. С обложки на меня смотрит жираф и улыбается. Забавный такой жирафик. Скорее всего, ребёнок телефон потерял, взрослый такую обложку не купит. Я обрадовался находке и первой мыслью было: подарю-ка этого жирафика внучке! Симку поменяю, зарядку подберу – вообще не проблема. Замечательный будет подарок!

Пришёл домой, положил смартфон на стол и благополучно забыл о нём на целые сутки.

Вечером на второй день «жирафика» увидала супруга. Взяла, рассмотрела, дождалась меня и спрашивает:
– Это откуда?

Я объяснил, что нашёл телефон на улице и хочу подарить его внучке. Жена продолжает рассматривать телефон с жирафиком, а потом слово в слово повторяет мою догадку.

– Телефон явно ребёнок потерял. Вчера, говоришь, нашёл? Значит, дитё уже сутки плачет.

Потом сфотографировала «жирафика» и выложила снимок в соцсети. С того момента прошло минут, может, пятнадцать-двадцать, и раздался звонок. Детский голос сообщил, что это его телефон.

– Хорошо, приходи, – говорю.

Стук в дверь. На пороге девочка лет десяти. И, веришь, лицо такое, будто его пчёлы покусали, – глаза опухли и превратились в щёлки. Супруга молча вручает мне «жирафика» и в сторону девочки кивает: мол, отдай. Я протягиваю смартфон ребёнку, та берёт, прижимает его к груди. А потом заговорила быстро-быстро:
– Где я его только не искала, уже совсем перестала надеяться! Боялась маме сказать, что «жирафика» потеряла, – она обняла меня. – Спасибо вам, добрый дедушка, – и заплакала, уже от радости.

Девочка ушла, и жена сказала:
– Я знаю эту девочку и семью её тоже. Отца у неё нет, работает одна мама. Чтобы купить такой смартфон, наверняка ей пришлось взять кредит.

И отвернулась, не сказав больше ни одного слова. Перед глазами снова всплыло личико девочки с опухшими от слёз глазами. «Добрый дедушка…» А меня гложет мысль: это по твоей вине ребёнок проплакал целые сутки. Если бы ты вчера выставил её потеряшку в интернет, она бы не впала в отчаяние.

Мой товарищ рассказывает про телефон и девочку, а сам то и дело отворачивается и вытирает слёзы.

– Батюшка, накажи меня, прошу тебя как священника. По полной строгости.

Я задумался: какую епитимью наложить на Николая Сергеевича? Я ему не духовник, правила его не знаю. Дополнительный пост, покаянный канон, поклоны? Николай Сергеевич, видя моё затруднение, приходит на помощь:
– А если я сам себя накажу, благословишь?

Я согласно кивнул.

– Тогда… – Николай Сергеевич торжественно, будто присягая, поднял правую руку: – Обещаю в течение целого месяца вместо трёх шоколадных горошин в день съедать по две.

Может, кому-нибудь со стороны всё это могло показаться несерьёзным и даже смешным, но только я в тот момент оценил глубину покаяния моего друга. Потому благословил его и так же торжественно подтвердил:
– Аминь!