Нина Тер-Осипян. Женщина с моторчиком

Себя актриса в шутку иногда называла «древней». Потому что застала на сцене ещё Марию Ермолову и Александра Остужева, видела Константина Станиславского, успела поработать с Всеволодом Мейерхольдом.

Театральный режиссёр Татьяна Ахрамкова вспоминала: «Мы часто ездили с Териком – так я её называла – отдыхать в актёрские санатории или выезжали на гастроли. Так вот, бывало, зайдём в купе, а она мне уже подмигивает: «Доставай закусить, у меня есть вино, зови парней». Имела в виду артистов нашей труппы. Рассядемся, выпиваем, угощаемся, и вдруг Терочка: «Вот, я помню, Мейерхольд…» Или: «Иду и вижу – стоит на другой стороне дороги Миша Астангов с розочкой в руках. Заметил меня, обрадовался, подошёл…» И мы все хохочем – ведь для нас это фамилии из учебника по истории театра, а тут живой человек знал их, общался, дружил».

Папа будущей актрисы рано ушёл из жизни, и девочка с мамой жили в семье дяди. Саак Мирзоевич Тер-Габриэлян был одним из легендарных бакинских комиссаров, председателем Совнаркома Армении. В 1919 году, когда Нине исполнилось десять лет, семья перебралась в Москву, где дядя занимал должность постоянного представителя Армении. Как вспоминала сама Нина Мамиконовна, он «был преданным революции и партии человеком, дружил с Кировым и Орджоникидзе. Эти, а также многие другие известные личности часто бывали в нашем доме, и я с трепетом и волнением слушала их беседы, споры и обсуждения».

По приезде в Москву Тер-Осипян увлеклась театром, начала посещать драматический кружок. А поскольку у дяди имелся служебный пропуск в Малый театр, первые спектакли будущая актриса посмотрела именно там. «Одно из потрясений – «Без вины виноватые» с Ермоловой и Остужевым, – вспоминала Нина Мимиконовна. – Я до сих пор помню, как Ермолова брала людей за душу! Это была выдающаяся трагическая актриса, явление, индивидуальность. А какой голос! Помню прощание Ермоловой с публикой. В первом ряду сидел Станиславский (я сейчас знаю, что это был он, а тогда для меня это был седой мужчина с чёрными бровями). Ермолову вывели на сцену Остужев и Пров Садовский. Станиславский встал первым и заплакал. За ним поднялся весь зал. Все аплодировали и плакали – какая это трагедия, когда уходит такая актриса! А ещё помню Михаила Чехова, видела его во всех ролях. Была на «Ревизоре», «Двенадцатой ночи», на «Гамлете» – раз пятьдесят. На Чехова нельзя было смотреть равнодушно: либо ты плачешь, либо смеёшься, но глаз оторвать невозможно!»

После восьмого класса, в пятнадцать лет, Нина Тер-Осипян решила попробовать свои силы и поступала в школу при Театре Вахтангова (позже – Театральное училище имени Щукина). Но её постигла неудача – не прошла по конкурсу. Тогда девушка поступила в студию при Театре Революции (в будущем – Театр имени Маяковского). «Нашу театральную студию тогда называли школой юниоров – юных исполнителей ответственных ролей, – рассказывала Нина Мамиконовна. – На актёрском мастерстве мы занимались только отрывками, всё остальное – бокс, фехтование, биомеханика. Поэтому по актёрской линии приходилось только наблюдать за мастерами, с которыми работаешь, да за людьми на улице. А в школе основной упор был на тело. Помню, я так боксировала, что мне даже нос разбили. А биомеханика! Я падала на спину и спокойно вставала – вот что это такое. Вопрос движения, ракурсов – это оттуда идёт. Поэтому я люблю балет, станком занималась всю жизнь».

«Терочка всегда оставалась в прекрасной физической форме, – рассказывает Татьяна Ахрамкова. – В Сочи, где мы часто отдыхали, по часу плавала в море. Причём заплывала так далеко за буйки! В этом плане фору давала всем нам, молодым».

«Она всегда была в движении и в прекрасном настроении, – вспоминает актриса Татьяна Аугшкап. – Бывало, придёшь в театр, а Нина Мамиконовна уже там – явилась раньше всех и уже устроилась на служебном входе у вахтёра. Даже на стульчике сидела как-то активно: ножками болтает, словно готова в любую минуту вскочить и побежать. Её можно сравнить с Карлсоном, который всегда с моторчиком, впечатление, что сейчас полетит. До утренней репетиции она успевала поплавать в бассейне, забежать к косметологу на чистку лица. И это делала даже в почтенном возрасте, о себе не забывала».

«Готова играть даже тумбочку»

В конце 1930-х произошла трагедия – арестовали дядю, Саака Мирзоевича. Ночью явились люди в штатском, обыскали квартиру, бюстом Ленина избили Саака Мирзоевича, забрали в тюрьму, а потом без суда и следствия расстреляли. Позже Нину вызывали в комитет комсомола, требовали отречься от родственника, грозили, что исключат из комсомола. Но в результате ни её, ни маму не тронули. На вопрос «почему?» Нина Тер-Осипян пожимала плечами: «Не знаю почему. Может быть, повлияло письмо Сталину, которое я – наивная девочка – опустила в ящичек у Троицких ворот. Ведь когда-то и он был близким другом дяди, а бабушка мыла Сталину голову. Надо ли говорить, какие потрясения, унижения и страхи пришлось пережить нашей семье? Потом дядю реабилитировали. Но что толку, когда человека не стало? Когда Берию арестовали, мама дала телеграмму мне в Харьков, где театр гастролировал: «Негодяй расстрелян».

«Мы слышали, что жизнь у Тер-Осипян была не самой лучшей – трагедия на трагедии, – продолжает рассказ Татьяна Аугшкап. – Но она старалась об этом не рассказывать и виду не показывала, что ей плохо. Вовсе не выглядела одинокой. Думаю, от грусти её спасал театр. Словно она бежала туда от житейских проблем. Приходила раньше всех и уходила позже всех. На репетициях, бывало, молодые артисты куда-то спешили, а она оставалась и работала столько, сколько нужно. Дисциплинированная, смирная, покладистая. В театре была парторгом, а потом и профоргом, поэтому всегда участвовала в жизни наших работников: выбивала квартиры, устанавливала телефоны, добивалась повышения зарплаты, устраивала детей в детские садики».

«Я только что окончила ГИТИС и пришла ставить свой первый спектакль на Малой сцене в Театре имени Маяковского, – вспоминает о начале своей дружбы с актрисой Татьяна Ахрамкова. – Для спектакля «Сюжет Питера Брейгеля» мне требовалась старуха. К моей большой радости Нина Мамиконовна согласилась сразу. Помню, мы репетировали, как студенты, по разным углам – не всегда было место в театре. И уже пожилая Терик не жаловалась, не капризничала, не канючила, что условия такие спартанские. У нас у молодых могло наступить уныние, а она всегда бодрая. До сих пор слышу её фразу: «Танька, давай бодридзе, бодридзе. Не раскисать!» А ещё помню, когда я предложила ей в спектакле «Забавы Дон Жуана» изобразить испанский танец, она так завелась! Танцевала грациозно! Её обучили обмахиваться веером. И вот в своём эпизоде она роскошно раскрывала веер и «обмахывалась» – так она сама говорила. В такие моменты все, кто стоял за кулисами, любовались ею».

«Хотя Нина Мамиконовна была старше нас всех, она вела себя с нами на равных, – рассказывает актриса Татьяна Орлова. – Помню, как подписала мне фотографию: «Я счастлива, что сижу с тобой в одной гримёрке!» И это тогда ещё совсем молодой девушке! Конечно, я не ожидала таких слов в свой адрес. В театре её называли Тера, Терочка. Невысокая (ростом всего метр пятьдесят), всегда в движении, смешная и очень скромная. Когда однажды артисты пошли жаловаться министру культуры Фурцевой на Гончарова (характер у Андрея Александровича был сложный), она отказалась. Сказала: «Я не пойду, а вы сами решайте». Хотя целых двадцать пять лет Гончаров не давал ей новые роли и она его недолюбливала. Но терпела, ждала и не злилась! Близко дружила с легендарной актрисой Марией Бабановой. Знаю, что после смерти Бабановой даже жила одно время в её квартире. Так сильно переживала уход своей подруги!»

Своё актёрское амплуа Тер-Осипян называла со свойственной ей прямолинейностью: армянская старуха. Раньше она стеснялась своей внешности, немного крючкообразного носа. Но во второй половине жизни, по её словам, успокоилась. «Не поверите, но когда-то я пыталась спрятать свой нос, – смеялась актриса. – Гримом что-то пыталась вылепить, подтягивала клеем. Дурой была! Надо уметь принимать свою внешность и сделать её своим достоинством. Думаю, у меня это получилось».

От приглашений сняться в кино Нина Мамиконовна часто отказывалась. Говорила, что сценарии предлагают неважные, что хороших кинорежиссёров очень мало. Да и предлагали одни и те же роли, причём не разрешали импровизировать. Но она любила Георгия Данелию и Никиту Михалкова. Как только те звали поработать, сразу же соглашалась сниматься. «Готова у них играть даже тумбочку», – признавалась Тер-Осипян.

В фильме «Пять вечеров» у Михалкова, как сама говорила, сыграла саму себя. Её героиню, соседку с папироской, так и звали – Нина Мамиконовна. Только вот в отличие от неё сама актриса в жизни никогда не курила и даже запаха сигарет не терпела.

Без мужа и детей

О своей личной жизни актриса никогда не рассказывала. Лишь однажды в минуты откровения призналась, что долгие годы у неё был платонический роман с одним известным артистом. А кто это был и чем закончились отношения – неизвестно. Так всю жизнь и прожила без мужа и детей.

«Но при этом вовсе не казалось, что Терик чувствует себя одинокой, – делится Татьяна Ахрамкова. – Она часто общалась с семьёй своей племянницы, это и были её самые родные люди. Только и слышала от неё: а вот Галечка, а вот её муж Олежек, а вот Леночка – внучатая племянница… Очень о них беспокоилась, всегда заботилась».

По словам коллег и друзей, Нина Мамиконовна обожала готовить. Частенько приглашала приятелей домой и угощала, например, долмой, голубцами или лобио. Особенно гости любили в её исполнении жареные пирожки с гранатовыми зёрнами. Из алкоголя предпочитала только вино.

Если с коллегами по театру Тер-Осипян любила посидеть и пообщаться, то для чужих людей, например для своих поклонников, оставалась закрытым человеком. Не любила, если ей лезли в душу с расспросами, почти не давала интервью.

Когда Нине Мамиконовне было уже 93 года, она упала и сломала шейку бедра. К сожалению, в этот момент рядом никого не оказалось. «Мне утром позвонила её племянница и сообщила, что Терик в больнице, – с грустью вспоминает Татьяна Ахрамкова. – Оттуда она уже не вышла. Конечно, все мы так рыдали – умер родной человек. В это даже никто не мог поверить, она и в больнице не унывала, всегда улыбалась, смеялась, хотя мы понимали, что ей было очень больно. Успокаивала нас: мол, выйду и ещё поиграем».

«Помню, незадолго до её ухода мы пошли на Армянское кладбище проведать родных Терочки, – вспоминает Татьяна Орлова. – Она показала мне участок, где было уже могил восемь, и сказала: «Вот здесь я буду лежать». При этом ни тени грусти, относилась к своему уходу как к данности. Так и получилось – урну с её прахом захоронили именно там».

О своих последних годах сама Нина Мамиконовна Тер-Осипян как-то сказала: «Я, в общем, на жизнь не жалуюсь. Страшно сидеть и ничего не делать, а время проходит. А сейчас оно у меня и вовсе летит! Хотя я и борюсь с паспортом».