Верните «кукушку» на место

Прошлой весной у меня «улетела кукушка». Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что начались слуховые галлюцинации. Причём на улице.

Вызванная прохожими скорая отвезла в психиатрическую клинику, где врач-психиатр начал подбирать лечение. Я первое время наивно думала, что за день-другой меня поставят на ноги, воротят «кукушку» на место, но не тут-то было. Подобрать препараты оказалось сложно, схему лечения меняли несколько раз, так что лечение вместо ожидаемых «день-другой» растянулось на три месяца. Самое неприятное, что при замене препаратов ставили капельницы, чтобы вывести прежний из организма. Плюс некоторые средства давали «побочку». Например, сильное слюноотделение. Только кажется, что это ерунда, а на деле слюна вырабатывается в таком избытке, что не только спать – лежать на спине нельзя, можно собственной слюной подавиться. Ещё ноги начинало крючить, или они рвались «бежать» – так проявлялся синдром беспокойных ног. Невозможно было находиться в покое.

Только к концу третьего месяца наметился свет в конце тоннеля – подобрали препарат, который подошёл. Галлюцинации исчезли, и, что очень важно, «побочка» от данного препарата оказалась минимальной. Он тоже вызывал слюноотделение, но меньшей интенсивности. А недели за три всё полностью прошло.

Когда состояние полностью стабилизировалось, меня выписали домой, выдав схему приёма препаратов.

Исходя из собственного опыта, всем, кто сталкивается с проблемами вроде моих, рекомендую не ждать, когда жареный петух клюнет и «кукушка улетит», а сразу обращаться к врачам-психиатрам. Сегодня никого насильно в «психушку» не кладут и до состояния овоща не лечат. Напротив, врач сам заинтересован в том, чтобы вы как можно скорее покинули стены его заведения и в здоровом состоянии.

Сейчас максимально сократились сроки нахождения в психиатрических заведениях. Если раньше люди лежали год и более, то сейчас – три-четыре месяца, что, собственно, я испытала на собственной шкуре. И это потому, что медики используют современные препараты. Сложность лишь в том, чтобы подобрать нужное лекарство, именно поэтому лечение растягивается.

Многие думают, что, если угораздило попасть в подобное заведение, то ты непременно окажешься в отдельном боксе, где все стены, потолок и пол обиты матрасами, а тебя самого будут держать в смирительной рубашке. Я сама так думала, но всё оказалось совсем иначе.

В моём отделении было 17 палат, в каждой – от четырёх до четырнадцати человек. Все палаты разделены на три группы: надзорные строгие палаты, надзорные с режимом послабее и самая многочисленная группа – общие палаты. У нас лежали люди с разными проблемами: у кого-то голоса в голове, кто-то пытался с собой покончить, кто-то впал в депрессию, лежала даже девушка с анорексией.

В строгой надзорной палате самый суровый режим. Никаких свиданий с родственниками, никакой личной одежды (только больничные халат и рубашка), из палаты выходить можно только в туалет – по разрешению. Родственникам дозволялось лишь передавать записки, которые предварительно прочитывались персоналом.

По прибытии каждый новый пациент попадал сначала в эту палату, а затем, когда наступало улучшение, его переводили в строгую палату с режимом полегче. В ней с разрешения лечащего врача уже позволялось встречаться с родными, звонить, принимать передачи с едой. Кроме того, можно было сменить казённое бельё на домашнее.

Затем из менее строгой палаты попадаешь в общую. Тут требований ещё меньше: разрешено гулять по коридору и, с позволения персонала, на улице, носить домашнюю одежду, делать звонки родственникам, а также дважды в неделю встречаться с ними. На встречу отводилось строго установленное время – 30 минут. Если погода стояла хорошая, разрешалось даже вместе с родственниками погулять.

Когда попадаешь в общую палату, то не факт, что в ней и останешься, – всё зависит от состояния. Есть улучшение – хорошо, нет – из общей палаты тебя переводят обратно в палату строгого режима. А если дело совсем дрянь, то в самую строгую. И количество таких возвратов может быть каким угодно. Иногда перед самой выпиской организм «выстреливает», и человек, который вот-вот должен был покинуть стены заведения, отправляется в палату строгого режима.

Интересный момент. В самой строгой палате нет покрывал на постелях, и там за больного всё делает персонал, пациентам не до этого. В менее строгой покрывал тоже нет, но постель уже должен заправлять сам больной. В общих же палатах уже есть покрывала и требования к пациентам очень жёсткие: постель должна быть безукоризненно заправлена, пациент днём должен не спать, а заниматься чем-нибудь полезным, то есть вести активный образ жизни, чтобы не инфузорией-туфелькой выписаться с атрофированными мозгами и телом. В свободное время некоторые читали, другие раскрашивали картины по номерам, учили языки, разгадывали кроссворды. Из меня рисовальщик никакой, так что я читала. Библиотечка при отделении есть, но крохотная, ассортимент скромный, поэтому я заказывала книги у родителей. Они приносили. Правда, и тут нюанс: больше двух книг за раз держать у себя нельзя, но я исхитрялась нарушать это правило.

Вообще народ там лежал гораздый на всякие выдумки. Скажем, нельзя было родственникам приносить определённую еду – например, рыбу, даже красную, без костей. Однако больные придумывали способ обходить запрет. Так, муж одной пациентки, страшно хотевшей красной рыбы, вырезал сердцевину в помидорах и напихал внутрь рыбы. Персонал ничего не заподозрил, рыба в помидорах была благополучно доставлена по адресу и съедена.

Два раза в неделю у нас устраивались занятия по ЛФК для тех, кому врач разрешил. Но этого людям было мало, поэтому народ самоорганизовывался и в коридоре занимался физкультурой. Существовали ещё группы психообразования и группы арт-терапии – это врач назначал. В первой нам рассказывали о видах психических расстройств, как их лечат и так далее, во второй мы выбирали карточки, которые соответствовали нашему душевному и психическому состоянию, а врачи-психологи развлекали нас всякими шарадами. То есть в отделении заботились о физической и умственной форме пациентов. Не сильно это помогало, но всё же лучше, чем ничего.

В нашем отделении все пациенты были спокойные. Если не знать, то не сразу и скажешь, что тут лежат больные на голову. Тем более некоторые поступали по ошибке. Например, неудачно порезалась ножом какая-то девушка, её приняли за суицидницу, привезли в «психушку», положили, потом разобрались.

После обеда и до самого вечера каждый занимал себя чем мог. Многие болтали с персоналом. Он, к слову, очень внимательный и чуткий. Все – женщины. Никто пациентов не бил, я даже грубых слов не слышала. Персонал входил в нужды больных и старался по мере сил облегчить нам жизнь. Эти женщины работали сменами. И я была поражена, когда увидела, как они спят, – прямо в коридоре отделения, на кушетках, не раздеваясь. Кушетки узкие и короткие, тогда как у каждого из пациентов своя кровать, широкая и длинная, да ещё и с комплектом постельного белья. Персонал сам шутил, что нам живётся лучше, чем им.

А вот о кухне ничего особо хорошего сказать не могу. Питались мы за госсчёт трижды в сутки. Из всего меню съедобными были только гороховый крем-суп и запеканка. Остальное – отвратительного качества. Так, рисовую кашу разваривали в какое-то месиво, макароны подавали слипшиеся и тоже разваренные – и прочее в том же духе. Выручали передачи от родственников. Однако их можно было есть только дважды в сутки, и на съедение отводилось определённое время. Хранить еду в палатах также запрещалось.

Хотя и тут следует заметить, что меню у всех было разное, ведь в отделении некоторые люди лежали с аллергией. Им готовили диетические блюда. Их качество тоже оставляло желать лучшего, однако факт остаётся фактом – аллергиков никто не кормил вредной для них едой.

Вот такие у меня впечатления остались от «психушки». Не советую туда попадать, но и бояться её не следует.