Все встаньте, появился царь

Отец Александр – молодой батюшка, ему нет и сорока. В нашем храме появился лет десять назад и поначалу произвёл двойственное впечатление. К тому времени священноначалие успело помотать отца Александра по разным приходам, подолгу он нигде не задерживался. Максимум служил в одном месте год, а потом они с матушкой снова садились на чемоданы. Но несмотря на такую кочевую жизнь, знакомую многим начинающим священникам, опыт понимания приходской жизни батюшка накопил не сразу.

Помню первые проповеди отца Александра – долгие, скучные, разбавленные множеством витиеватых цитат и мудрёными богословскими понятиями. Словно слушаешь защиту диссертации недавнего выпускника семинарии, кем отец Александр по сути тогда и являлся. «В контексте сотериологического наследия святителя Григория Богослова такое внимание к человеческой природе не случайно…» – бубнил батюшка, а прихожане – в основном простые тётки и редкие седовласые мужики в потёртых курточках – недоуменно внимали. О чём хотел сказать отец Александр? И на каком языке он вообще изъясняется?

Второй священник прихода, наблюдая такое высокоумие, даже просил настоятеля поговорить с отцом Александром, чтобы тот «сменил пластинку», – ведь это всё равно как проповедовать на латыни. Но настоятель лишь хитро прищурился:
– Ничего, обтешется. Всё приходит с опытом.

И он оказался прав, наш мудрый настоятель.

Спустя несколько лет голос отца Александра рокотал на проповедях, заставляя невольно сжиматься неискушённые сердца.
– Как так можно, братья и сестры?! – возмущался пастырь. – Ведь не зря проницательные мирские умы знают такую истину: дьявол – в деталях. Так оно и есть, братья и сестры. Сатана силён в мелочах, через них он к нам и приходит. Молитвы перед едой и после вкушения пищи читаем, а когда из холодильника тащим в рот что попало – забываем. Нам кажется, что в этом нет ничего особенного, ну подумаешь, какая ерунда, ухватила кусок колбасы. А зачем ты его ухватила? Тут прямо как в Евангелии, только с обратным духовным смыслом: правая рука не знает, что творит левая. Казалось бы, мелочь, но ведь именно из мелочей складываются горы грехов! Зыбучие пески греха! Зачем ты открываешь холодильник, когда уже сыт? Что ты там хочешь обрести? Господь ведь питает тебя в положенный час – и духом, и дарами земными. Ты ведь от скуки в холодильник лезешь, от духовной пустоты. Всё, что ты хочешь найти в холодильнике, уже внутри тебя. Твой подлинный голод – духовный. Так что закрой холодильник, открой Евангелие!

Прихожанки улыбались, качали головами. Некоторые перешёптывались: «Истинный Иоанн Златоуст наш отец Александр». А раба Божья Ирина, выйдя после службы, расхохоталась.
– Ты чего это, Ир? – забеспокоились подружки.
– Прав батюшка, – вытирая слёзы, поясняла Ирина. – Полезла перед сном в холодильник за ветчиной для бутерброда, да забыла, что вечером её уже съела. Всё, что хотела там найти, уже внутри меня!

Женщины тоже засмеялись. Так постепенно отец Александр обрёл благодарную паству.

Батюшка постепенно обжился на приходе. С годами его назначили старшим священником, и теперь отец Александр уже не казался тем неуверенным желторотым юнцом, каким когда-то предстал перед прихожанами. Жизнь текла своим чередом, делался ремонт, облагораживалось убранство. Одно лишь смущало отца Александра – шаткая дисциплина на службах.

Во время литургии с задних рядов постоянно доносились то громкий шёпот, а то и разговоры во весь голос. Самые нетерпимые прихожане оглядывались, хмуря брови, но любителей поболтать на службах это не останавливало. Иногда на них даже цыкали, тогда разговоры прекращались на время, но спустя несколько минут «хвост» прихода снова оживал, и болтовня продолжалась.

Особенно этим грешили две неразлучные товарки – Анастасия Михайловна и Лена Болящая. Обе пенсионерки, у обеих больные ноги. Конечно, выстаивать службу до конца им было тяжело, а сидячих мест на скамейках не всегда хватало.
– К терапевту снова не записалась, – громко охала Лена. – А через его голову теперь никуда не попадёшь: ни к неврологу, ни к кардиологу… Новая запись только через неделю открывается. И как теперь жить, вот скажи?
– Завтра попробуй сразу ровно в восемь номер набрать, – советовала Анастасия Михайловна, громко пыхтя, игнорируя возгласы священника, произносившего ектении. – Только прямо ровно в восемь, минута в минуту. Бывает, их открывают раньше, уже в семь пятьдесят восемь есть окно.
– Да вот не успеваю, – сетовала Лена Болящая. – То окна нет, то опять всё разобрали. А времени – всего пять минут девятого. Когда успели-то? И там, видно, тоже по блату своим раздают.
– Раздают, к гадалке не ходи, – соглашалась Анастасия.
– Тише вы, – одёрнул баб кто-то из прихожанок. – Ничего не слышно, даже хор!

Женщины покорно замолкали, а затем продолжали беседу – шёпотом. Впрочем, и он отвлекал впереди стоящих, поэтому некоторые люди предпочитали пройти дальше от любительниц потрепать языком. Лишь на пении Херувимской Анастасия Михайловна и Лена Болящая стояли молча, словно воды в рот набрали. Молчали и перед причастием, но, едва отойдя от Чаши и запив у столика Святые Дары теплотой из пластикового стаканчика, возвращались в храм и продолжали досужие разговоры.
К сожалению, они такие в храме были не одни.

– Как же мне их обуздать? – сокрушался отец Александр, жалуясь настоятелю. – Мы и таблички в храме вывесили: «Многие скорби посылаются разговаривающим в храме. Преподобный Амвросий Оптинский». Ничего не помогает. Люди будто слепы и глухи!
– А на исповеди ты им внушал?
– Сколько раз, – качал головой батюшка.
– Да уж, беда, – соглашался отец настоятель. – В прошлый раз, когда владыка приезжал, я и сам со стыда готов был провалиться сквозь землю. Идёт служба, благолепие полнейшее, владыка посредине храма, а сзади языками чешут. Конечно, владыка тогда ничего не сказал, он у нас терпеливый и смиренный. Но поглядел на меня так, что я и без слов всё понял.
– Так что ж нам делать, отец Николай? Не ставить ведь их на горох и не назначать сто поклонов каждый день?
– Ладно, подумаем, – отец Николай погладил бороду. – Вот что, ты завтра пропесочь их на проповеди как следует, может, подействует.
– Да уж сколько раз пропесочивал.
– Ничего, повторенье – мать ученья.

После воскресной службы человек, которого за глаза на приходе называли Иоанном Златоустом, неожиданно повысил голос на прихожан.
– Что же это получается, мои дорогие?! – вопрошал паству отец Александр. – Литургия – это вам проходной двор, что ли? Базарные ряды? Почему снова и снова раздаются разговоры в храме? Вы хоть знаете, что служба в храме – то же самое, что приём во дворце у царя? Представьте: вот царь появился – все встали, склонили головы… Если вас царь земной пригласит на приём и явится перед вами, неужели вы будете в торжественный момент обсуждать с другими гостями свои болячки, цены, соседок? Не будете! А служба в храме – это тот же приём во дворце, только у Царя Небесного. Сколь выше стоит Царь Небесный, а мы все – Его подданые, приглашённые в чертоги и с трепетом ожидающие, когда Он появится. Какое же неуважение, когда кто-то отвлекается на пустяки, переговаривается, пока Владыка Небесный смотрит на своих дорогих гостей…

В храме молчали, лишь изредка доносилось чьё-то покашливание.
– По правилу верующие должны стоять на литургии как вкопанные, не переходить туда-сюда, не ставить свечки во время службы, а внимательно и молча слушать службу и внимать пению, – продолжал отец Александр. – А мы и сами не молимся, и другим не даём! Помните историю женщины, к которой после смерти на мытарствах подступили полчища бесов? И предъявили сопровождавшим ангелам претензии: мол, вот эта раба Божия в храме-то толком никогда и не была. «Как это не была? – удивилась женщина. – Я ни одну воскресную службу не пропустила!» «Не пропустила, – опечалился ангел. – Но ты была в церкви на службах только семнадцать минут». «Почему семнадцать?» «Только семнадцать минут ты внимательно слушала и молилась, – поведал ангел. – Всё прочее время ты витала умом и была где угодно, но только не в церкви». Вот и мы сами себя обкрадываем, как та несчастная женщина.

Увы, но воззвания отца Александра мало помогли. Спустя неделю снова с задних рядов в службу вклинивались посторонние пересуды.

Во время следующего визита правящий архиерей вызвал настоятеля на разговор.
– Что ж это у вас, ваше высокопреподобие, творится? – вежливо заметил архиепископ. – Не служба, а сорочье гнездо!
– Есть такой грех, владыка, – вздохнул отец Николай. – Имеются тут любительницы… Что только мы не перепробовали!

Архиепископ задумался. Потёр бороду, а потом вдруг предложил:
– Знаешь, а покажи-ка ты их мне. Сам с ними поговорю. Где они?
– Вон, к иконам прикладываются.

Владыка резво направился к Анастасии Михайловне и Лене Болящей, по пути раздавая благословения обступившим его прихожанам. Анастасия с Леной тоже поспешно сложили ладони для получения архиерейской милости.
– Пойдёмте-ка с вами, мои дорогие, в левый придел, – пригласил женщин владыка. – Дам вам ещё одно «благословение».

«Ну теперь строгой епитимьи не избегнут», – подумал отец Николай, ужасаясь тому, что ждёт обеих болтушек.

Следующая воскресная служба разительно отличалась от предыдущих: от первых возгласов до конца литургии в храме стояла полнейшая тишина. Обе закопёрщицы стояли молча, иногда хмуро оглядываясь на соседок. То же самое было и все последующие службы. Отец Николай с отцом Александром ломали головы. Видимо, владыка так взгрел обеих сорок за длинный язык, что мало не показалось. Интересно только, как же он их наказал? Строгий многомесячный пост? Тысяча «Отче наш» каждый день?

Когда архиерей в очередной раз служил в городе, но на другом приходе, присутствовавший там отец Николай не вытерпел и подошёл к архипастырю после службы.
– Владыка, простите, всё хотел у вас спросить: что же вы внушили нашим болтушкам в прошлый раз?
– А что, не послушались? – улыбнулся владыка.
– Наоборот, теперь на службах полный порядок. Вот мы с отцом Александром и переживаем: не строго ли вы их наказали.
– Не строго, – рассмеялся архиерей. – Сказал им, что только самым трепетным и истинным подвижницам могу дать такое благословение: следить за порядком в храме, а особенно – пресекать среди прихожан всяческие разговоры. Этому меня один старенький иеромонах научил. Потому что каждому человеку, даже самому маленькому, всегда хочется стать чуть выше и лучше.