Психиатры

Лев Менашевич Штангенциркуль являлся одним из лучших психиатров во всей Москве. Кто только у него не лечился! Чуть ли не весь истеблишмент и бомонд прошли через золотые руки профессора Штангенциркуля. А потому профессор, как и его супруга писательница Лилиана Карповна Штангенциркуль, в девичестве Водохлёбова, не испытывали нужды и могли даже, к примеру, зятю подарить быстроходный катер ценой в 25 миллионов рублей! Могли, но не помышляли.

Но не чурался наш Лев Менашевич по доброте своей и работать с электоратом. С простыми так называемыми людьми. Денег с электората взимал он мало, зато мог в любой компании заявить, что простые люди ему не чужды и Лев Менашевич, подобно Антону Павловичу, готов помогать народу почти задаром.

На днях профессору Штангенциркулю привели на практику студенточку Олю Шилову – девушку привлекательную, смазливую, отчего наш уже не юный – пятидесятитрёхлетний – доктор вдруг горячо взбодрился. Спрятал подальше свои очки и даже портрет жены Лилианы Карповны со стола убрал.

Нет, он вовсе не помышлял ничего такого, являясь серьёзным мужем. Просто убрал, и всё. Без всякой там, как он внушил самому себе, задней, простите, мысли. Конечно же, Лилиана Карповна за 25 лет супружества вроде бы как приелась. И прежние бурные страсти их совсем уже откипели, превратились в пресные поцелуйчики со словами «спокойной ночи». На предложения Лилианы Карповны предаться какому-нибудь безумству, как в молодые годы, – махнуть с палаткой за утренними туманами и запахами тайги, Лев Менашевич лишь посмеивался и говорил, что в их почтенном возрасте такой проект чреват простудными заболеваниями.

А практикантка Оля что-то взволновала в глубине сознания Льва Менашевича. Он даже её спросил, как относится Оля, девушка городская, к романтическим выездам на природу, где щебетание птах очень полезно действует на психическое здоровье.

– Хорошо отношусь, – отвечала Оля, – но только клещи проклятые нападают в лесу на невинных девушек, лезут куда попало, подрывая психическое здоровье. Потому я зверею на той природе.

– Психиатры, Олечка, должны быть мягкими, – поучал профессор свою воспитанницу, беря её под локоток. – Мягкими, как надувной матрас. Чтобы наш пациент, и без того ушибленный, не ударялся лбом о доктора, не разделяющего бред больного. Поэтому ты не удивляйся, когда, к примеру, больной пожалуется, что за ним следят агенты ЦРУ, а я скажу: и за мной следят. И я тоже не раз сообщал о том в ФСБ, и мне там дали такую же инструкцию, как и вам, – главное не оступиться и не выдать врагу случайно наши государственные секреты. Я вот чётко следую той инструкции: не пью, не разговариваю на улице с незнакомцами и даже в своей компании стараюсь не болтать лишнего. Поэтому, дорогой товарищ, и вы следуйте той инструкции. Пусть враги понапрасну теряют время и тратят деньги. От нас с вами они ничего не выведают!

В кабинет, постучавшись, вошла медсестра.

– Лев Менашевич, – сообщила она, – к вам пациент по фамилии Таганрогов. Кузьма Иванович.

Доктор кивнул согласно. В кабинет робко вошёл невзрачный и невысокий мужичок средних лет, одетый очень провинциально и похожий на Акакия Акакиевича.

– Извините, подождите чуток минут, пожалуйста, в коридоре, я вас приглашу, – попросил профессор.

И мужичонка покорно вышел.

– Иногда, дорогая Оленька, опытному спецу достаточно двух секунд, чтобы пациенту поставить диагноз. Как полагаешь, душечка, какая проблема у этого человека?
– Может быть, некая запутанная любовная ситуация довела его до отчаяния?
– Ой, ну ты и скажешь, солнышко! Посмотри внимательно на его типаж. Он давно уже охладевший к дамам, как и они к нему. Бьюсь на спор, что у этого Таганрогова депрессия на почве завязки с алкоголизмом. И кошмарные сновидения. Но мы его поставим на ноги, возможно, даже методом Штангенциркуля. Слышала о таком методе?
– Нет, – пожала плечами Оленька.
– Очень хороший метод, я его изобрёл! – сказал не без гордости Лев Менашевич. – Пришла ко мне в прошлый год одна молодая, но очень уже известная кинозвезда. Пришла и жалуется: «Доктор, у меня чудовищная депрессия! После того как четвёртый муж ушёл к этой, надутой ботоксом, вислогубой мымре, мне больше жить не хочется, из рук всё валится».

А я говорю: вот гляжу на вас и как доктор подозреваю, что депрессия ваша – вовсе не от того. Скорее её источник у вас внутри. И даю звезде направление на эмэртэ. Она проходит, а завтра снова ко мне является за результатами. Я тяжело вздыхаю и говорю, поздно вы обратились, душечка. Очень поздно! С вашими-то диагнозами жить вам осталось от силы недели три…

Тут она как заистерит! Кофточку на себе рванула, головою о мебель бьётся. Еле угомонили с помощью двух уколов. А через пару дней позвонил я ей и говорю: ошибка вышла, Екатерина, эмэртэшники вашу томограмму с одной девяностолетней бабушкой перепутали. А вы, оказывается, здоровы, как молодая лошадь!

Тут она как завизжит от радости, чуть перепонка моя не лопнула. Потом я встретил её случайно на приёме в посольстве Израиля. Сияет вся, ко мне целоваться лезет и говорит: «У меня, профессор, после той путаницы с эмэртэ всю депрессию как рукою сняло! Жизни радуюсь каждый миг!»

Вот что такое, Олечка, методика Штангенциркуля. Да, пригласи-ка нашего пациента.

Мужичонка по фамилии Таганрогов опять вошёл. На предложение присесть робко, с опущенными глазами присел на краешек кушетки.

– Ну и на что мы жалуемся, Кузьма Иванович? – бодро спросил профессор.

Таганрогов исподлобья покосился на практикантку Олю.

– Это моя коллега, – уточнил профессор, – Ольга Павловна, очень опытная коллега. Потому, уважаемый Кузьма Иванович, вам не следует ничего скрывать. Выкладывайте всё как есть.
– Да я и не знаю, право… – замялся Кузьма Иванович не подымая глаз. – Может, коллега выйдет, потому как история у меня очень уж тяжёлая.
– Давайте начнём с формальностей, – предложил профессор. – Вам сколько лет?
– Пятьдесят четыре.
– Очень хорошо. Где, кем работаете?
– Я продавец пингвинов.
– Отлично, отлично! – Лев Менашевич незаметно подмигнул ассистентке Олечке. Та смущённо так улыбнулась.
– И почём же пингвины ныне? – продолжал профессор.

Кузьма Иванович несколько оживился и принялся рассказывать, что пингвины бывают разные, потому и цены существенно разнятся: от двух тысяч рублей за птицу и выше, выше – до сотен тысяч.

– Опять же, тут всё зависит от возраста и пола, – пояснял Кузьма Иванович. – Самец процентов на десять дороже самки. Но если самец уже явно старый, – Таганрогов указал жестом на Льва Менашевича, – а самочка молодая, – Таганрогов перевёл указательный палец на грудь ассистентки Оли, – то самочка может стоить даже процентов на пять дороже. Но вам я, доктор, готов продать с большой скидкой.
– Непростая, непростая у вас работа, – сказал профессор. – Наверно, ранее приходилось снимать усталость алкоголем?
– Ну что вы, доктор, я с рождения человек непьющий, – ответил Кузьма Иванович. – И некурящий даже.
– Непьющий? – профессор слегка растерянно глянул на ассистентку. – Так что же вас привело ко мне?
– Привела беда, – Кузьма Иванович махнул от себя ладонью, как бы пытаясь прогнать беду, словно назойливую муху, и опустил на грудь подбородок. – Беда, – повторил он, после чего с трудом выдавил по слогам: – Я из-ме-нил же-не.
– Изменили жене? – переспросил профессор.
– Да. И мне теперь перед ней так стыдно, что не знаю, куда и деться от преследования совести. Укажите мне место, доктор, где меня не достанет совесть.
– Послушайте, уважаемый, – спокойно заговорил профессор, – проблема ваша мне хорошо знакома. Когда доводилось мне изменять жене, я так же терзался горько нестерпимою мукой совести. Но время лечит лучше любого лекаря. Доверьтесь времени, да и всё пройдёт. Да… А супруга ваша, простите, в курсе, что вы изменили ей?
– Моя супруга? – переспросил Кузьма Иванович. – Нет у меня супруги. Я холостой продавец пингвинов.
– Так кому же вы изменили?
– Я, простите меня, профессор, изменил вашей жене.

– Ма-а-а-ей?! – Лев Менашевич широко раскрыл глаза, с тревогой покосился на практикантку. Но скоро успокоился, про себя решив, что это некий редчайший бред, который в психиатрии вроде как ещё не встречался. – А не могли бы вы рассказать в подробностях, как всё случилось?
– В подробностях? Зачем вам, доктор, эти пакостные подробности? Вы извращенцы? – Кузьма Иванович с удивлением посмотрел на доктора и ассистентку.
– Видите ли, – снова замялся доктор, – видите ли, чтобы вам помочь, нам нужно знать, как всё произошло. Как, кстати, зовут жену, которой вы изменили?
– Вы что, профессор, забыли имя супруги вашей Лилианы Карповны Штангенциркуль, в девичестве Водохлёбовой?
Лев Менашевич в сей момент пожалел уже, что не удалил из кабинета Олечку, как просил больной. Нет, он не сомневался, что сумасшедший тип узнал заранее даже девичью фамилию Лилианы Карповны. Но ситуация чересчур комична. Он представил, какой громкий хохот вызовет у студентов Олечкин рассказ про этого идиота Таганрогова с его редким бредом. Но надо было как-то выруливать.
– Да, история неприятная, конечно же, – сказал Лев Менашевич. – Но коли вы не хотите раскрыть подробности, так и не надо. Зачем себя лишний раз терзать.
– Да я расскажу, пожалуй. Может, чуть полегчает. На прошлой неделе в среду случилось это. В десятом часу утра во время сильной грозы в мой магазин «Антарктика» пришла молодая дама с чёрным мокрым зонтом. Очень похожая на актрису Юлию Пересильд. От неё веяло тонким ароматом иланг-иланга вперемешку с гарденией таитянской. На руках у дамы чёрные до локтей митенки, на голове чёрная вуалетка, на ногах чёрные ботфорты. Дама стряхнула брызги с зонта, закрыла его и стоит так, на меня глядит. Внимательно очень смотрит и до того пронзительно, что мой пульс участился вдвое.
– А во что ещё дама была одета? – спросил Лев Менашевич.
– А больше на ней не было ничего. Только митенки, ботфорты и вуалетка. Я спросил: дама желала бы приобрести пингвина? Она ответила очень твёрдо голосом Юлии Пересильд: «Мне нужен ты. Закрой магазин и пошли в подсобку».

Я так-то мужик кремень. Но она меня словно околдовала. Загипнотизировала. Я лишился воли! Стал исполнять все её команды. Повесил на дверь табличку «Закрыто». Ну а далее, извините, доктор, я упущу подробности. Они ужасны! Скажу лишь, когда всё кончилось и я, еле придя в себя, выполз на четвереньках из подсобки в торговый зал, волоча за собой обрывки одежды, дама как ни в чём не бывало сидела в кресле, закинув ногу на ногу, и курила. За окном всё так же стеной лил дождь, сверкали молнии, оглушительно громыхали громы. «Ты был горяч и дерзок, – сказала дама, – словно испанский демон!»

После она сняла левую митенку, сняла с безымянного пальца золотое кольцо с большим голубым бриллиантом. Положила его на стол и сказала: «Корим иха дермононг, антюэна рагандикан туг, ваю. Ер ти, вонкс тмурат милуон долар».

– Не понял, что миллион доллар? – переспросил Лев Менашевич.
– Она сказала: «Возьми на память. А в чёрный день обменяешь его на семь миллионов долларов», – уточнил Кузьма Иванович и добавил: – Это на иврите. Она докурила, загасила в пепельнице бычок. Встала, открыла ключом магазинную дверь и шагнула в кипящий ливень, открыв над собою зонт… И вот теперь мне до боли стыдно перед Лилианой Карповной.
– Это очень тяжёлый случай, – сказал Лев Менашевич. – Он требует глубокого осмысления, дабы найти ключи для выхода из проблемы. Вы, уважаемый Кузьма Иванович, не могли бы прийти ко мне завтра, скажем так, в десять тридцать?
– Спасибо, доктор. Я обязательно буду завтра. – Таганрогов вышел из кабинета.
– Какое интересное обсессивно-компульсивное расстройство, – заключил Лев Менашевич. – Ты не находишь, Оленька?
– Нахожу, – сказала она. – Полагаю, что это криптококкоз, которым пациент заразился от пингвинов. Вирус, проникший в мозг, вызвал этакое расстройство.
– Ты умничка, Оленька. Только, пожалуйста, никому не рассказывай про этого пациента. Ну… мало ли что подумают. А я тебе пять балов за практику выставлю.
– Врачебная тайна для меня свята! – сказала Оля.

– Ну и денёк был сегодня, Лина, – молвил за ужином Лев Менашевич своей супруге, наливая в фужер дорогой коньяк – подарок известного психопата кинопродюсера. – Сумасшедший такой денёк. Представляешь, приходит ко мне невзрачный этакий мужичонка с очень оригинальным бредом и говорит: я продавец пингвинов…
– Продавец пингвинов? – переспросила несколько насторожённо Лилиана Карповна, не донеся кусок на вилке до рта.
– Ну да. Продавец пингвинов. Я, говорит, изменил Лилиане Карповне, супруге вашей.
– Его имя Кузьма Иванович Таганрогов? – спросила Лилиана Карповна, возвращая кусок в тарелку, кладя на стол нож и вилку.

Лев Менашевич с нескрываемым изумлением уставился на супругу и тоже положил на стол нож и вилку. Супруги секунд восемь молча глядели в глаза друг другу. Наконец Лев Менашевич спросил:
– Откуда ты можешь знать этого Таганрогова?
– Стало быть, Таганрогов, – произнесла медленно и отстранённым голосом Лилиана Карповна, вставая из-за стола. – Я чувствовала, я знала, что он изменит! Подлец. Какой негодяй, подлец!

Она взяла фужер с коньяком и разом проглотила содержимое. Лев Менашевич только хлопал веками, и ему показалось, что это всё лишь паршивый сон. Он ущипнул себя – нет, не сон!
– Лина! Что происходит, Лина? Он что, не сумасшедший, этот Таганрогов? Что у тебя с ним?

Лилиана Карповна только мотала головой, словно контуженная. Она подошла к кухонной тумбе, взяла большой нож и так вонзила его в разделочную доску, что та раскололась надвое.

– Мерзавец! Я убью его! – процедила сквозь зубы Лилиана Карповна, сжимая рукоять.
– Это что у нас за дурдом такой? Лина!

А та в ответ:
– Ничего не спрашивай. Мне надо побыть одной, – и всё с тем же ножом в руке Лилиана Карповна отправилась в свою комнату, заперев за собою дверь.

Уж битый час Лев Менашевич метался по комнатам и пил из горла коньяк. Он то осыпал ругательствами Лилиану Карповну, то просил у неё прощения, то опять кричал. Грозился убить её, Таганрогова и себя. Однако при осознании, что он теряет Лилиану Карповну, Лев Менашевич словно бы падал в бездну, и этот страх падения отрезвлял его.

Лев Менашевич говорил уже почти спокойно, что Лилиана Карповна должна одуматься, а он готов простить, потому как не мыслит далее жизнь без своей супруги. Что он готов на всё, только пусть Лилиана Карповна отречётся от этого продавца пингвинов!

Она открыла дверь. Ножа в руке не было. Лев Менашевич припал к груди Лилианы Карповны, всхлипывая:
– Как ты могла? Как ты могла? С кем? С каким-то там продавцом пингвинов?
– Мы поедем с палаткой в горы? – спросила вдруг Лилиана Карповна.
– Да-а! – прокричал Лев Менашевич. – С понедельника я беру отпуск!
– Ну вот и сработало, – промолвила Лилиана Карповна.

А далее пояснила, что Кузьма Иванович Таганрогов на самом деле Иван Кузьмич Жирафов. И он вовсе не продавец пингвинов, а психиатр из города Старовятска, которого Лилиана Павловна попросила каким-нибудь образом разогреть остывшие супружеские костры между нею и Львом Менашевичем. И доктор Жирафов за небольшую сумму согласился ей в том помочь.

Услышав это, Лев Менашевич в припадке счастья запел арию Неморино из оперы «Любовный напиток».

Утром в своём докторском кабинете профессор Штангенциркуль снова вернул на стол портрет Лилианы Карповны. А с вошедшей студенткой Олечкой вежливо поздоровался, мельком глянув из-под очков:
– Здравствуйте, Ольга Павловна.
– Я что подумала по поводу вчерашнего продавца пингвинов… – заговорила Ольга.
– Какого ещё продавца пингвинов? – не дал ей договорить Лев Менашевич. При этом, как заметила практикантка, учитель занервничал. – Вы что, Ольга Павловна? Не было здесь вчера никаких продавцов пингвинов.
– Да? – удивлённо пожала плечами Олечка. – Стало быть, мне это всё приснилось. Простите, переутомилась. Вот и снится всякая ерунда.
– Приснилось вам, Ольга Павловна, всё показалось, – подтвердил Лев Менашевич и добавил: – Не знаю, какой психиатр из вас получится, но психолог хороший выйдет.