Она какая-то просветлённая

С тётей Валей, моей дальней родственницей, лучше было не вступать в диалоги. Строгая, громкая и грубая – спор с ней становился делом опасным для жизни. Она всегда права, и это не обсуждалось.

Выглядела тётя Валя соответственно характеру – грузная, высокая, с короткой стрижкой и сердитой складкой между широких бровей. Любимым её занятием была рыбалка. Каждый день тётя Валя неизменно сидела с удочкой на мостике неподалёку от нашей школы. Когда я девочкой проходила мимо, тётя сухо здоровалась, иногда угощала яблоком.

Спустя лет десять я стала замечать тётю Валю в храме. Здоровье её пошатнулось: сахарный диабет и куча болезней сделали мою родственницу настоящей старухой. Она еле ходила, опираясь на палочку, и пару раз была при смерти. Правда, характер ничуть не изменился. «Чего это он орёт у тебя как бешеный? Ну-ка, успокой его быстро!» – как-то выступила она в полный голос по поводу моего трёхлетнего сынишки, который плакал в храме. Меня это жутко возмутило.

В следующее воскресенье тётя Валя уже совала ему красное яблоко после причастия со словами: «На, Мишенька, угощайся!» К Таинству причастия она подходила всегда первой, не стесняясь расталкивала всех широкими плечами. «Я болею, мне тяжело стоять», – отвечала на весь храм тем, кто пытался возмутиться. У меня от такого поведения глаза лезли на лоб. Неужели нельзя вежливо попросить?

После причастия тётя Валя садилась на скамейку, доставала из сумки яблоко или булочку и просила меня налить ей полный стакан теплоты. При диабете тяжело держать евхаристический пост.

Иногда я размышляла: вот, тётя Валя только в старости вспомнила о Боге и начала ходить в церковь – болезни заставили. А сама-то и не поменялась вовсе, такая же грубая. Хочется, увидев её, обойти и даже не поздороваться. Ох, не знаю, помилует ли её Бог… При этом мой внутренний фарисей благообразно вздыхал.

Последние пару лет тётя Валя совсем разболелась, даже до остановки дойти не могла. Постоянно звонила мне с просьбами то святой воды принести, то отвезти на службу. В душе я дико возмущалась – у неё же внучка с машиной, почему ей не позвонит? Тем не менее я молча везла тётю Валю куда надо и делала, что она просила.

За пару дней до Рождества снова раздался звонок:
– Катя, ты на ночную службу поедешь? Возьми и меня!
– Хорошо. В одиннадцать вечера заеду, только предварительно позвоните.

6 января собираюсь вечером на службу, а звонка от тёти всё нет и нет. С внутренним недовольством набираю её номер.

– Ой, Катя, а я приболела, не поеду никуда, – как ни в чём не бывало ответила тётя Валя.

Я раздражаюсь – неужели так сложно предупредить заранее?

– Катя, – продолжает тётя Валя, – а ты не могла бы попросить батюшку меня причастить завтра утром? Уж так причаститься на праздник хочется!
– Хорошо, я поговорю с ним.

Звоню священнику, тот отвечает, что сможет прийти только после 11.00, поскольку уезжает служить в село. Спросил, сможет ли тётя потерпеть без еды столько времени.

Перезваниваю тёте Вале, всё пересказываю.

– Смогу! Смогу, конечно, – с каким-то детским восторгом громко и радостно заговорила тётя Валя. – Катенька, с наступающим Рождеством Христовым! Здоровья тебе, мира и благополучия твоей семье. Спаси Бог тебя за то, что ты такая добрая и хорошая, никогда мне, старой и больной бабке, не отказываешь.

Тётя Валя положила трубку, а я села на диван и заплакала. Мне было стыдно.

Ночная служба прошла, домой я приехала под утро и легла спать. После 11 утра меня разбудил телефонный звонок.

– Стою уже минут пять у двери тёти Вали, – пояснил батюшка. – Стучусь, а никто не открывает.

Звоню её дочери, та вскоре приехала и открыла квартиру своим ключом. Тётю Валю обнаружили мёртвой на кровати, рядом на комоде лежал открытый молитвослов, у иконы горела свеча, а на плите остывал суп.

«Валентина старалась жить с Богом, любила Его, регулярно участвовала в Таинствах и приняла христианскую кончину, да ещё и в такой день», – произнёс духовник тёти Вали после отпевания.

Покойница лежала в гробу румяная, какая-то просветлённая – словно живая. Я стояла рядом и любовалась на неё. На душе отчего-то было светло и даже радостно, хотя следовало скорбеть. Наверное, Господь знал о тёте Вале нечто такое, чего мы не знали, вот и забрал её в день Своего рождения.

«Прости меня, тётя Валя», – произнесла я шёпотом, принося последнее целование. Мой внутренний фарисей стыдливо молчал, а мытарь восхитил Царство Небесное.