Середина восьмидесятых. Идёт война в Афгане. Долгожданный воскресный звонок, что загранпаспорта наконец сделаны, сегодня вылетаем. И что никакая контрабанда не пройдёт, с собой можно взять только по две бутылки водки. 1 литруха - жидкая валюта, на которую, у обессушенного сухим законом ограниченного контингента, можно выменять одну пару джинсов.
Старенький АН-24, наша передвижная лаборатория, с разбитыми в клочья покрышками, взял курс на Кабул. Уже при самом подлёте, услышали мы глухие удары кувалды, это наши лётчики выбивали стойку переднего шасси, которая не хотела открываться. Затем резкая пикирующая посадка, с отстрелом тепловых ракет, и мы уже катимся по железному настилу посадочной полосы. Всё, мы в Кабуле.
Далее едем на бэтэре поверх брони на окраину Кабула с московским названием - Тёплый Стан в воинскую часть. Сразу же моя водка и не только моя, уходит на ура за две пары джинсов.
Вечером мужики отмечают приезд, а так, как я не пью, приносят мне из столовой деликатес - творог. Почему-то я ему не понравился, и он каждые 10 мин. пытался из меня выйти. Пришлось не спать, и я всю ночь просидел на улице. Я разговорился с одним солдатиком-часовым. Он был из глухой сибирской деревушки, и рассказал мне, что получает 10 чеков в месяц, но их не тратит, так как хочет по приезду домой, купить матери красивые шторы на окна.
И я подумал, что он, наверное, очень любит свою мать, и поэтому обязательно вернётся домой живым.
На следующее утро хожу и знакомлюсь с территорией. За колючкой обнаруживаю стайку афганских мальчишек и их предводителя - долговязого парня похожего на сомалийского пирата, с глазами глядящими в разные стороны. Все они прекрасно говорят на русском и предлагают мне ченч, т.е обмен. Я им приношу с десяток хромированных гаечных ключей, а они обещают принести из ближайшего дукана-магазина разную мелочь - ногтегрызки, брелки, зажигалки. Больше я не видел ни ключей, ни их самих.
И приходит понятие, что мудрость и я, идём параллельными дорогами.
Затем перелёты из города в город. При посадке в Баграме, в нас шмальнули ракетой. Мы увидели, как с горы, к нам понёсся огненный смерч, а за ним тянулся длинный шлейф чёрного дыма. Веером, из под крыльев самолёта, полетели тепловые ракеты и случилось чудо - огненный смерч разорвался где-то внизу, не долетев до нас.
Потом Кандагар, самый южный город. До Индийского океана, где Жириновский хотел помыть свои сапоги, оставались сущие километры.
Запомнилась, невесть откуда прилетевшая мина. Разорвавшись возле свинарника, она приготовила нам сюрприз - вкусный обед. И ещё запомнились ребята, вернувшиеся с рейда. Почему то я, гражданский, им не понравился. Но не буду об этом.
Быстренько свалили с Герата, так, как увиденное - сожжённый из гранатомёта в центре города Камаз, наводил на грустные размышления. …
Кундуз, это уже на севере. Ищу своих, открываю дверь в помещение и вижу самого Йосифа Кобзона, в трусах и без парика. Пусть он меня простит, но он ведь тоже не выкидывает слов из песен. Оказывается, он приехал поддержать наших бойцов. Это последний город. Далее, опять Кабул.
Получаем в кассе по пятьсот чеков и едем в центр за покупками. В своём военторге брать нечего. Купил в нём только книгу Дени Дидро - Монахиня, пару баночек напитка SISI и пачку югославского галетного печенья, поэтому вся надежда на дуканы в центре города.
Там покупаю себе кожаную куртку из лоскутков кожи, жене юбку Монтана. Помните - Если вся жена в Монтане значит муж в Афганистане и трусы Неделька. Это где написано - санды, манды. На каждый день недели. Или нарисовано сердечко, там, где ему не положено быть.
А ещё для соседей и родственников разную мелочь- часы, бижутерию, жвачку и прочую ерунду. Куртка самая дорогая вещь и поэтому к ней прилагается бакшиш, бонус. В плоской коробочке, с фотографией обнажённой красотки, чудо китайской инженерно-технической мысли - пахнущий резиновыми апельсинами презерватив, сделанный явно из резины от автомобильной камеры и в придачу с шипами.
Не знаю, может супружескую пару ишаков-молодожёнов, это бы обрадовало, но меня не очень, но взял, пусть тесть порадует тёщу.
Пока примерял куртку, потерял своих. Оглядываясь, как потерявшийся котёнок по сторонам, слышу голоc дуканщика, почему то на узбекском языке, тухта орос, кельманда- постой русский, иди сюда. Боязливо иду за ним, он открывает заднюю дверь магазина и я вижу нашу машину. ….
Наконец командировка закончилась, и мы в аэропорту толпимся возле огромного грузового ИЛ-76 с опущенным вместо трапа хвостом. Офицер зачитывает фамилии и ставит в списке плюсик. Почему то он меня пропустил и в самолёт не пускает. Наши уже внутри, я стою и перепираюсь с ним, а хвост самолёта начинает медленно подниматься к верху.
Положение ужасное, если я останусь, то первый же патруль, увидев мою просроченную командировку, выкинет меня за пределы аэропорта в чистое поле. Поэтому я стремглав бросаюсь к самолёту, закидываю сумку и подпрыгивая цепляюсь за ускользающий вверх хвост самолёта. И десятки рук хватают меня за волосы, уши, нос и затаскивают в самолёт.
А внизу бегает и орёт сумасшедший старлей.
Взлёт и курс на Ташкент. Теперь можно расслабиться. И мужики, чьи лужёные глотки, не раз по ошибке пившие спирт, разбавленный спиртом, и запивавшие его спиртом орут нашу командировочную песню:“Я ехала домой. Душа была полна. Казалось все с большим! Смотрели на меня.”
Всё, командировка кажется удалась.
Свежие комментарии