
Я так-то пельмени редко ем. Магазинные никогда не покупаю. Нет привычки. А стряпаю редко. Так что для меня пельмешки остались праздничным блюдом. А магазинные… То, что мясо в них не мясо, это понятно, но тесто-то почему не тесто? Почему оно пластиковое? Почему пельмень на вилку не насаживается, а когда его прокалываешь, комочек мяса выпрыгивает, ибо тесто какое-то… макаронное. Туда-то чего жалеют? Воды? Муки?
Нет, правильно, что не покупаю пельмени. Уж какие только не сватали! Цена как у куска говядины, а радости – ноль. Стряпать же хлопотно и морозить негде. Нахвалили как-то в магазине – мол, прямо не пельмени, а россыпи изумрудные. Но всё опять не то.
Наконец перехожу к истории. Случилось это в начале пандемии. Вышла я в магазин. Что-то купила, иду домой, мешу снег. Смотрю, мужчина стоит. У него в руках большие чёрные пакеты, и ещё несколько таких же стоят рядом на земле. Люди идут мимо, он обращается к ним, протягивает пакеты, а прохожие от него шарахаются. Когда я поравнялась с ним, мужчина обратился ко мне:
– Девушка, купите пельмени. Сами стряпали. Кафе у меня. Вкусные, очень вкусные!
– Не могу, – отвечаю. – Тяжело нести, да и дорого наверняка.
– А вы далеко живёте? Я донесу.
– Да дорого мне.
Он замер. Уставился на меня. Вдруг лицо его просияло:
– Ой, чего это я! Совсем уже! Так берите. Берите так! Я и донесу. Ну куда мне их? Закрываемся мы. Видите, что происходит. Так отдам и донесу. Пожалуйста!
– Хорошо. Идём. Только много мне не надо. У меня морозилка маленькая. Спасибо!
Направились к дому. Он за мной с пакетами. Перед глазами у меня до сих пор ботинки его чёрные, снег этот кашей. Идёт за мной, говорит про кафе, пандемию, что закрываются, что пельмени как живые, сами в рот просятся. От всей души.
– Это даже хорошо. Берите так! Берите на здоровье! На радость ешьте. Вот и славно, что так. Как Бог-то устроил. Так даже лучше – без денег. Вам на здоровье. Вот помяните меня – славные пельмешки, от души. Вот как Бог-то решил. Пельмешки – золото. Жена моя Елена, дочь Вика… Они чистые, всё честно – и санитарная есть, и разрешение. Показать могу, – он суетливо полез во внутренний карман.
Я его остановила.
– Не надо. Даже если вы меня отравите, невелика потеря. Вряд ли вы маньяк.
– Мясо тройное у нас: телятинка, курятинка или индюшка и баранинка. Свининку-то мы не кладём – многие не выносят запаха. Птичка вся своя. Курочки, индюшки… Тесть вот барашками занимается, – он шёл, балансируя в снежной колее, держась за пакеты. – Лучок свой в фарш, специи – мускатный орех, перчик. Прокручиваем три раза и рубим до воздушного состояния. Тесто настоящее. Атлас, а не тесто. Никакой кукурузы и крахмала. Яйца свои, мука как пух. Как только животинка нагуляется…
Мужчина углубился в родную для него сферу – про привес, корма… Это я пропустила мимо ушей. Потом снова начал нахваливать свой продукт:
– Пельмешки – как жемчуг, дружные, не слипнутся. Играют в кипятке-то, играют! И вам здоровье! Тяжело, поди, готовить каждый день – ноги, спина. А тут россыпь пельмешек бросил – и сыт. Мы людей не обманываем. Зачем? Доброе слово от покупателей важнее денег. А вам и легче. Стряпать – и деньги надо, и силы. А в магазине? Отрава одна. А тут без хлопот, сварили – и день в радость. С маслицем-то и хорошо. Человеку от маленькой радости и жизнь хороша. И вам бегать не надо.
Забила я этими дарами морозилку. Килограммов на пять. Ушёл мужчина. Сварили мы с Верёвочкой, собачкой моей, пельмешки. Уж очень она пельмешки уважала.
Съела я три пельменя и замерла. Никогда не ела таких вкуснющих! Разве что у бабушки.
Это было нечто. Бульон золотой! Тесто – как живое, мягкое. Начинка!.. Обалдели мы с Верёвкой. Она носом по воздуху водит. Просит добавки в голос, хотя дама гордая, жила по булгаковскому закону: сами предложат и сами всё дадут. Долго я эти дары смаковала. Жаль было тратить такую вкусноту. А бульон – кошкам на кашу. Можно было на этом бульоне просто кашу варить, без корма.
Прав был мужчина: долго я его потом вспоминала. Порой выходила в магазин, вглядывалась – может, стоит с пельменями? Я бы купила. Но больше я его не видела. Не привиделся ли он мне? И больше никогда не ела таких изумительных пельменей.
Кто он, тот человек? Всё ли хорошо у него? Нет-нет да помяну того незнакомца. А я даже имя не спросила. И номер телефона записать не догадалась. Но при молитве порой скажу: «Помяни благами своими, Господи, мужчину с женой и с домашними, что мне пельмени подарил!» Выбрался ли он из обстоятельств, которые заставили его выйти на дорогу и дарить плоды трудов своих?
У нас когда-то тоже был целый семейный подряд. Бабушка покупала три-четыре вида мяса. Папа прокручивал с луком на мясорубке. А дедушка ещё рубил этот фарш сечкой в корыте со специями. Часа три. Пока фарш не становился лёгким как пух. Тесто раскатывалось в длинный-длинный жгут метра в два. Этот жгут бабушка нарезала на маленькие кружочки, которые раскатывала скалкой. Очень-очень ровные, один к одному. Когда я выразила ей своё восхищение, бабушка ответила: «Я с пяти лет этим занимаюсь».
Я так не умею – сочни у меня кривенькие, пельмени лопоухие. Но ни рюмки, ни стаканы тоже не признаю.
Лепили до тысячи штук. Семья – восемь человек, плюс родня, плюс гости. Забивались три морозилки. Ели их недели две.
И рыбные стряпали, когда дядя провозил с рыбалки судаков или щук. Бабушка тщательно чистила рыбу. Косточки выбирала вручную. Долго! Потом всё прокручивалось до пастообразного состояния, добавлялись сливки. И тоже забивались морозилки. Стряпали тоже до тысячи – за меньшее число даже не брались. Потом дядя по состоянию здоровья уже не мог ездить рыбачить. И бабушка покупала рыбу – всегда дорогущую, благородную. И был в семье праздник!
Нет, правильно, что не покупаю пельмени. Уж какие только не сватали! Цена как у куска говядины, а радости – ноль. Стряпать же хлопотно и морозить негде. Нахвалили как-то в магазине – мол, прямо не пельмени, а россыпи изумрудные. Но всё опять не то.
Наконец перехожу к истории. Случилось это в начале пандемии. Вышла я в магазин. Что-то купила, иду домой, мешу снег. Смотрю, мужчина стоит. У него в руках большие чёрные пакеты, и ещё несколько таких же стоят рядом на земле. Люди идут мимо, он обращается к ним, протягивает пакеты, а прохожие от него шарахаются. Когда я поравнялась с ним, мужчина обратился ко мне:
– Девушка, купите пельмени. Сами стряпали. Кафе у меня. Вкусные, очень вкусные!
– Не могу, – отвечаю. – Тяжело нести, да и дорого наверняка.
– А вы далеко живёте? Я донесу.
– Да дорого мне.
Он замер. Уставился на меня. Вдруг лицо его просияло:
– Ой, чего это я! Совсем уже! Так берите. Берите так! Я и донесу. Ну куда мне их? Закрываемся мы. Видите, что происходит. Так отдам и донесу. Пожалуйста!
– Хорошо. Идём. Только много мне не надо. У меня морозилка маленькая. Спасибо!
Направились к дому. Он за мной с пакетами. Перед глазами у меня до сих пор ботинки его чёрные, снег этот кашей. Идёт за мной, говорит про кафе, пандемию, что закрываются, что пельмени как живые, сами в рот просятся. От всей души.
– Это даже хорошо. Берите так! Берите на здоровье! На радость ешьте. Вот и славно, что так. Как Бог-то устроил. Так даже лучше – без денег. Вам на здоровье. Вот помяните меня – славные пельмешки, от души. Вот как Бог-то решил. Пельмешки – золото. Жена моя Елена, дочь Вика… Они чистые, всё честно – и санитарная есть, и разрешение. Показать могу, – он суетливо полез во внутренний карман.
Я его остановила.
– Не надо. Даже если вы меня отравите, невелика потеря. Вряд ли вы маньяк.
– Мясо тройное у нас: телятинка, курятинка или индюшка и баранинка. Свининку-то мы не кладём – многие не выносят запаха. Птичка вся своя. Курочки, индюшки… Тесть вот барашками занимается, – он шёл, балансируя в снежной колее, держась за пакеты. – Лучок свой в фарш, специи – мускатный орех, перчик. Прокручиваем три раза и рубим до воздушного состояния. Тесто настоящее. Атлас, а не тесто. Никакой кукурузы и крахмала. Яйца свои, мука как пух. Как только животинка нагуляется…
Мужчина углубился в родную для него сферу – про привес, корма… Это я пропустила мимо ушей. Потом снова начал нахваливать свой продукт:
– Пельмешки – как жемчуг, дружные, не слипнутся. Играют в кипятке-то, играют! И вам здоровье! Тяжело, поди, готовить каждый день – ноги, спина. А тут россыпь пельмешек бросил – и сыт. Мы людей не обманываем. Зачем? Доброе слово от покупателей важнее денег. А вам и легче. Стряпать – и деньги надо, и силы. А в магазине? Отрава одна. А тут без хлопот, сварили – и день в радость. С маслицем-то и хорошо. Человеку от маленькой радости и жизнь хороша. И вам бегать не надо.
Забила я этими дарами морозилку. Килограммов на пять. Ушёл мужчина. Сварили мы с Верёвочкой, собачкой моей, пельмешки. Уж очень она пельмешки уважала.
Съела я три пельменя и замерла. Никогда не ела таких вкуснющих! Разве что у бабушки.
Это было нечто. Бульон золотой! Тесто – как живое, мягкое. Начинка!.. Обалдели мы с Верёвкой. Она носом по воздуху водит. Просит добавки в голос, хотя дама гордая, жила по булгаковскому закону: сами предложат и сами всё дадут. Долго я эти дары смаковала. Жаль было тратить такую вкусноту. А бульон – кошкам на кашу. Можно было на этом бульоне просто кашу варить, без корма.
Прав был мужчина: долго я его потом вспоминала. Порой выходила в магазин, вглядывалась – может, стоит с пельменями? Я бы купила. Но больше я его не видела. Не привиделся ли он мне? И больше никогда не ела таких изумительных пельменей.
Кто он, тот человек? Всё ли хорошо у него? Нет-нет да помяну того незнакомца. А я даже имя не спросила. И номер телефона записать не догадалась. Но при молитве порой скажу: «Помяни благами своими, Господи, мужчину с женой и с домашними, что мне пельмени подарил!» Выбрался ли он из обстоятельств, которые заставили его выйти на дорогу и дарить плоды трудов своих?
У нас когда-то тоже был целый семейный подряд. Бабушка покупала три-четыре вида мяса. Папа прокручивал с луком на мясорубке. А дедушка ещё рубил этот фарш сечкой в корыте со специями. Часа три. Пока фарш не становился лёгким как пух. Тесто раскатывалось в длинный-длинный жгут метра в два. Этот жгут бабушка нарезала на маленькие кружочки, которые раскатывала скалкой. Очень-очень ровные, один к одному. Когда я выразила ей своё восхищение, бабушка ответила: «Я с пяти лет этим занимаюсь».
Я так не умею – сочни у меня кривенькие, пельмени лопоухие. Но ни рюмки, ни стаканы тоже не признаю.
Лепили до тысячи штук. Семья – восемь человек, плюс родня, плюс гости. Забивались три морозилки. Ели их недели две.
И рыбные стряпали, когда дядя провозил с рыбалки судаков или щук. Бабушка тщательно чистила рыбу. Косточки выбирала вручную. Долго! Потом всё прокручивалось до пастообразного состояния, добавлялись сливки. И тоже забивались морозилки. Стряпали тоже до тысячи – за меньшее число даже не брались. Потом дядя по состоянию здоровья уже не мог ездить рыбачить. И бабушка покупала рыбу – всегда дорогущую, благородную. И был в семье праздник!
г. Пермь
Фото: Shutterstock/FOTODOM
Свежие комментарии