Ты плохая, а папка хороший

Много лет назад по соседству с нами жила семья моей одноклассницы Ларисы Зиминой. В отличие от нашей квартиры, их жильё считалось более просторным, в пять комнат.

У Ларисы были мама Катя, старший брат Лёня и две младшие сестрёнки – Света и Оля.

Впрочем, жильцы окрестных домов не называли главу семейства иначе как «баба Катя». Сейчас я понимаю, что этой женщине тогда было не больше сорока лет. Но выглядела она намного старше, поскольку занималась тяжёлым физическим трудом – работала на стройке. Деньги там платили хорошие, а Кате нужно было ставить детей на ноги.

Куда подевался отец Ларисы, я не знала. Одноклассница однажды сказала, что родители развелись, и больше мы к этой теме не возвращались.

Баба Катя билась как рыба об лёд, всеми силами стараясь дать детям хорошее образование, как говорится, вывести в люди. Лёня и Лариса поступили в техникум, Оля – в ПТУ, а Света решила не заморачиваться и выскочила замуж. Правда, семейная жизнь не задалась – год спустя вернулась к матери. Да не одна, а с дочкой Верочкой.

Хлопот у бабы Кати прибавилось. Тоненькая как прутик, с измождённым лицом и натруженными руками, она стала вообще прозрачной: в чём только держалась душа этой бедной женщины, взвалившей на себя непосильную ношу.

По вечерам и в редкие выходные соседка ходила по соседям в поисках шабашки: кому обои клеила, кому стены белила. Люди её жалели и подкидывали работёнку.

Не знаю, когда бабе Кате удавалось поесть и толком поспать: дела у неё не кончались, а домашние хлопоты не оставляли времени заняться собой. К примеру, сходить в парикмахерскую, привести в порядок руки, сшить или купить новое платье. Она считала, что не имеет права тратить свободные минуты на себя, ведь их можно посвятить детям – либо заработать лишнюю копеечку.

Самое ужасное, что детей такая ситуация полностью устраивала. С детсадовских лет они привыкли воспринимать мать не иначе как рабочую лошадь. А кто у лошадей спрашивает о самочувствии? Вот и дочки с сыном не особенно-то интересовались родительницей. Им главное – чтобы деньги на карманные расходы давала да в холодильнике еда не переводилась.

Бабу Катю мне было искренне жаль, поэтому я часто просила родителей поручить ей какую-нибудь работу. Да хоть лестничный пролёт покрасить, что ли. Разумеется, не бесплатно: деньги в нашей семье водились.

Соседка старательно белила стены и потолки, красила перила. Всё у неё получалась быстро, качественно и опрятно. Моя мама каждый раз буквально силой заводила бабу Катю в нашу квартиру, и мы вместе пили чай с яблочным пирогом или блинами. В такие минуты насмерть уставшая женщина могла хоть немного перевести дыхание.

Моя мама, большая модница, пыталась дарить бабе Кате почти новые платья, искренне сочувствуя своей ровеснице, и каждый раз та вежливо, но твёрдо отказывалась.

– Не умею я такое носить, – говорила она. – В штанах-то сподручнее, их и краской заляпать не грех. А куда я в таком красивом платье пойду? На стройку или подъезды красить? Нет, не моё это, уж не обижайтесь.

Шли годы. Я окончила институт, Катины дети – свои учебные заведения. Работать никто из них особо не хотел, привыкли сидеть на шее у матери. Но в советские годы тунеядство порицалось, поэтому трудоустроиться всё-таки пришлось.

Баба Катя получила возможность хоть немного передохнуть: по крайней мере, выросшие дети больше не просили у неё денег. Правда, и в хозяйство особо не вкладывались. Лариса, к примеру, могла принести в дом пару килограммов винограда или груш, не понимая, что практичнее купить картошки или других овощей. Одним-то виноградом сыт не будешь, а семья большая, в день по кастрюле супа уходит. А кто варил суп? Мамка, кто же ещё, на свои деньги.

Дальше – больше. Младшая, Света, балуя свою дочь, стала покупать дорогие конфеты, которые они с Верочкой ели но ночам. Обёртки прятали под подушки, где их и находила баба Катя. Она с интересом разглядывала яркие фантики, вдыхала запах дорогого шоколада, стараясь представить, каков он на вкус.
Свете и в голову не приходило угостить мать: конфет и так мало, а у неё ребёнок! Мысль о том, что когда-то мама отдавала им последнее, да и сейчас продолжает это делать, – в голову дочке не приходила.

Баба Катя смахивала непрошеную слезу и, взяв себя в руки, привычно принималась за домашние дела: стирала, готовила, убирала. Ведь дети работают и они устают!

Вот уже и пенсия подоспела, вышла баба Катя на заслуженный отдых. Нет, она бы, конечно, и дальше работала, да больная спина всё чаще давала себя знать. С малярной кистью да с тяжёлым ведром уже не поскачешь по этажам.

У детей и внучки эти перемены вызвали явное неудовольствие. Они привыкли, что матери постоянно нет дома, а значит, можно до одури смотреть телевизор, водить в гости бесконечных друзей и подружек, сметать из холодильника припасы, не думая о том, останется ли что-нибудь на завтра. А тут на тебе – мать с утра до вечера в доме торчит! Нет, она без дела, разумеется, не сидит, но без неё как-то спокойнее.

А тут вдруг новая напасть. Шла однажды Лариса домой, глядь – а возле мусорного бака сидит какой-то бродяга. Подошла поближе, а это родной папаша собственной персоной. Сто лет в их микрорайон носа не показывал, боялся, видать, что бывшая жена об алиментах спросит, а тут нате-ка, объявился.

Лариса тут же прониклась жалостью к папеньке: эка его жизнь помотала! К тому же вторая жена из дома выставила, не стала терпеть постоянные пьянки. Вот и мыкался мужик, пока в поисках объедков не оказался возле нашего бака. Он и не помнил уже, что в доме по соседству обитает его прежняя семья, там дети, о которых он годами не вспоминал.

Но встрече с дочкой явно обрадовался. Ещё бы! Лариска-то с детства его любила, поскольку, в отличие от строгой матери, он позволял девчонке всё. Хочешь две порции мороженого? Ешь! И неважно, что потом жена сутками сидела у постели больного ребёнка, лечила таблетками да травяными чаями. Хочешь рогатку, как у соседского Вовки? Сделает и подарит. А потом соседи жаловаться приходили: мол, Лариска ваша нарочно стреляет в сверстников камешками. Разруливать скандалы опять-таки приходилось бабе Кате. И при этом она всегда была плохой, поскольку отчитывала дочку, а папка – хороший.

Пустив слезу, папаша сумел достучаться до Ларискиного сердца. Та вмиг позабыла, как мыкалась мать, как отказывала себе даже в самой малости. Ведь это же папа! Девке под тридцать, а ума так и не нажила. Притащила родителя в дом – живи, мол, места всем хватит!

Баба Катя была в шоке: мало ей нахлебников! Понятное дело, первое время бывший супруг вёл себя тише воды, ниже травы. Сидел как мышь в своей комнатке, на кухню выходил, если позовут. А звали часто: Лариска и супа нальёт, и хлеба щедрой рукой отрежет. А чего, не своё же! Мамкой всё куплено, а она двужильная, ещё заработает, благо до сих пор по шабашкам ходит, да и пенсия всё-таки есть.

Папаша к такому положению быстро привык, даже перья расправил. Изредка начал прикладываться к бутылочке – душа просила полёта, образ трезвенника ему был в тягость. Дальше – больше. Бутылочка по выходным, потом бутылочка каждый день, а то и две. Пенсия мизерная, на неё особо не разгуляешься, а выпить хотелось всё чаще.

Бывший супруг стал вымогать деньги у бабы Кати. Разумеется, на выпивку он ничего не получал: женщина знала цену каждой копейке и не собиралась спускать заработанное честным трудом. Разозлившись, дед стал поднимать руку на бабу Катю, причём только в те часы, когда, кроме них, в квартире никого не было. Детям же говорил, что мать привирает. Не хочет она, чтобы он в её квартире жил, вот и наговаривает.

Мне было от души жаль немолодую соседку. Но что я могла сделать? Побить в ответ Ларискиного папашу? Слов-то он никаких в расчёт не принимал, да и дочка оказалась целиком на его стороне. Бывает такое: когда непутёвого родителя любят больше, чем хорошего.

А потом наш микрорайон облетела горькая весть: баба Катя умерла. Шла из магазина с полными сумками, неожиданно прихватило сердце. Охнув, женщина опустилась на землю и через несколько минут скончалась. На асфальте сиротливо валялись картошка, капуста, лук и морковка – спешила сварить борща великовозрастным деткам. Не успела.

Лариска потом ко мне прибегала, говорила, что мать пришлось в тряпье хоронить – не могли найти в доме ни одной мало-мальски приличной вещи. Баба Катя так и ходила в старье, тратя все деньги на свою непутёвую семейку.

После её смерти папаша окончательно пустился в загул. Дом быстро пришёл в запустение. Некогда тщательно отстиранные, отбелённые занавесочки висели грязными лохмотьями – дед зачастую вытирал о них руки. Полы пыльные, постельное бельё – несвежее. Хозяйство держалось на бабе Кате, теперь же всё приходилось делать самим. А утруждать себя великовозрастные деточки не привыкли.

Уже через месяц отца попросили на выход – как только забота о нём легла на детей, он им резко разонравился. Последней же каплей, переполнившей чашу терпения, стал сабантуй, который родитель устроил в квартире, приведя с помойки таких же запойных алкашей.

Дети, продав квартиру и поделив деньги, разъехались кто куда. Не приученные к труду, они продолжают сетовать на жизнь. Лёнька живёт в коммуналке, Лариска и сёстры купили ветхие сельские домишки. Так и живут, не имея средств привести их в порядок. Была бы жива мать, она бы мигом всё побелила, подкрасила, навела уют и чистоту.

Но бабы Кати давно нет на этом свете. Изредка приезжая в свой город, я прихожу на местное кладбище к родным, а заодно навещаю могилу бабы Кати. Без скамеечки и оградки, без единого цветочка. С маленькой фотографии мне устало улыбается знакомая женщина. И я в очередной раз реву, гладя пожелтевший снимок и молясь о том, чтобы хотя бы на том свете замечательной женщине Кате было тепло, светло и комфортно. Она этот покой заслужила как никто.